Черный принц
Шрифт:
Пробуждения рывками. Кейрен не представляет, сколько времени прошло. Он ищет глазами часы, но в палате их нет, а окно – одинаково серое.
Он открывает глаза и видит…
…сестру милосердия, обычную скучную гризетку, с волосами, спрятанными под высоким чепцом. Она сидит в кресле Полковника и вяжет.
…матушку, которая поправляет букет. А заметив пробуждение Кейрена, всхлипывает…
…мрачного отца, наверняка, будь Кейрен более здоров, отец взялся бы за розги… и еще возьмется.
….доктора, склонившегося
– Меня всегда восхищала ваша способность к регенерации. – Доктор давит на живот. Нет, он прикасается с профессиональной осторожностью, но Кейрен боится, что свежие швы не выдержат и этого.
– Сколько?
– Что?
– Времени… сколько…
– Четверть шестого. Но вы, дорогой, не забивайте голову ненужными вещами. Вам надо спать. У вас на редкость тревожный сон.
– Нет.
– Не тревожный? Помилуйте, вы каждый час вскакиваете…
…и если так, то времени прошло меньше, чем Кейрену казалось. Надо вставать…
Не получается. И доктор следит за попытками, хмурится. Заставляет выпить стакан очередной кисло-сладкой дряни… снова сон.
И пробуждение.
Райдо, сидящий у кровати на корточках. Кожаная куртка с меховым воротником. И воротник промок, мех слипся. Волосы тоже дыбом торчат, но это для Райдо нормально.
Он с расческой никогда не ладил.
– Привет, младшенький.
– Ты мне снишься?
– Ага. Надеюсь, не в кошмаре? – Он осклабился. – Расскажи, младшенький, кто тебя обидел?
Улыбаться больно. Но проклятье, до чего Кейрен рад видеть брата. Райдо поможет.
Он сам сбежал.
И поможет. Конечно, поможет.
– Не дури. – Тяжелая, расчерченная шрамами ладонь легла на макушку. – Тебе нельзя вставать.
– Таннис…
Райдо сел на кровать.
– Рассказывай, что случилось. И я попробую ее вытащить. Только сам не лезь, ладно?
– Почему?
– Потому что я не хочу тебя хоронить. – Райдо очень тихо добавил: – Я больше никого не хочу хоронить…
Он слушал. И воды дал, а не кисло-горькой снотворной дряни, чей вкус до сих пор остался на языке. Помог сесть, правда запихнул под спину не только плоскую подушку, но и собственную куртку, оставшись в свитере с красными оленями.
– Я, конечно, знал, что ты у нас еще тот везунчик. – Райдо сел на кровать, прислонившись спиной к стене. – Но чтобы так вляпаться…
– Можно подумать, я нарочно.
Сидеть было больно. Живот тянуло. И в груди, перехваченной широкой полосой полотна, булькало. Кейрен старался отрешиться от странного этого звука, но у него не получалось.
– Не нарочно, это да… Шеффолк-холл, значит… и наверняка уже под колпаком.
– Райдо!
Матушка никогда не удосуживалась стучать. И Кейрен с тоской понял, что теперь сбежать точно не выйдет.
– Доброго вечера, матушка. – Райдо поднялся и одернул свитер. – Рад был тебя увидеть…
– Уже уходишь? – Леди Сольвейг
– Увы, дела…
– Какие?
– Важные, матушка. Просто-таки неотложные.
– Райдо!
– Да, матушка? Надеюсь, вы здоровы… отцу передавай, что я его люблю, несмотря на то что он упрямый баран…
– Райдо! – Леди Сольвейг чуть смягчила тон. – Где ты остановился?
– У Кейрена.
Матушка нахмурилась и покачала головой. И этот ее укоряющий взгляд, от которого Кейрену становится неловко. Ему в принципе становится неловко, и он пытается поправить полусъехавшее одеяло, ерзает, но каждое движение причиняет боль. И Кейрен стискивает зубы, чтобы не застонать.
– Надеюсь, ты удостоишь нас визитом?
– Постараюсь, матушка… – Райдо поклонился. – А теперь, если позволите… не скучай, младшенький. Надеюсь, скоро свидимся.
Он ушел.
А мама осталась.
– Дорогой, тебе еще нельзя сидеть, – мягкий тихий голос. И перчатки ложатся на край столика, рядом со знакомой плетеной корзинкой. Что в ней? Вряд ли пирожки, скорее домашний мясной бульон с красным вином и специями, матушкино рукоделие и ежедневник с расписанием встреч.
Свежие цветы.
Ваза.
Накрахмаленные салфетки. Посуда, поскольку больничная не годится для Кейрена.
И Кейрен, закрыв глаза, лег.
– Отца очень расстроила твоя безумная выходка. – Матушка что-то переставляла, двигала. Она была рядом, но в кои-то веки близость ее не приносила успокоения. – А у него сердце слабое. Ему доктора запретили волноваться. Ты представляешь, что он пережил, узнав об этой твоей эскападе? Ты едва не погиб, Кейрен!
Матушкин голос журчал. И Кейрен отчаянно тосковал о кисло-горькой травяной дряни, которая подарила бы ему сон. Впрочем, он подозревал, что и во сне у него не получится скрыться от леди Сольвейг. Она умела быть настойчивой.
– Не притворяйся, Кейрен. Я прекрасно понимаю, что ты не спишь. К слову, тебе нужно, наконец, умыться…
– Мама, я сам!
– Конечно, сам. Я лишь немного помогу…
Возражать было бесполезно. И Кейрен смирился.
– Что в городе происходит? – Он принял фарфоровую кружку с бульоном. И без возражений выпил с полдюжины перепелиных яиц, которые с детства искренне ненавидел.
– Ничего не происходит.
– Мама!
– Что, дорогой? Тебе вредно волноваться. И послезавтра мы уедем.
– Что?
– Конечно, я предпочла бы портал, но, к сожалению, прилив не даст открыть. У меня от него мигрени. – Леди Сольвейг произнесла это так, что Кейрен тотчас ощутил чувство вины за мигрени. – А дилижанс для тебя неприемлем…
– Я не уеду.
– Конечно, уедешь, дорогой. – Матушка забрала кружку. – «Янтарная леди» отчаливает утром… жила предвечная, меня от одной мысли ужас берет, но я слышала, что этот… корабль безопасен.