Чёрный призрак
Шрифт:
На кладбище я нашел хозяина лошади, пацана лет пятнадцати. Он видимо плакал, поскольку лицо его опухло от слез, и он самым натуральным образом хлюпал носом. Он выглядел испуганным. Я попытался его успокоить и заодно выведал, что же всё-таки произошло. Оказалась, как почти всегда бывает в этих случаях, семейная драма с избиением близких родственников. Отец зверски избил пацана и наверняка расправляется с его матерью. Я не мыслил ввязываться в эту междоусобицу, поскольку в этих случаях виновным остается тот, кто стал разнимать дерущихся. Кроме того, деревушка, даже среди прочих деревень округи, слыла запойной, и драки были едва ли не единственным развлечением их жителей. Но я всё-таки решил поглазеть на то, что там происходит.
Было уже темно, когда я въехал в село. Я не имел никакого плана, да и это было первым моим посещением населенного пункта в качестве Черного призрака, уже пользующегося некоторой известностью.
Проехав темными переулками, я выехал на главную улицу. Её освещали два фонаря. Хотя они и светили тускло, но я не решился ехать по ней, поскольку мой маскарад:
– Стой, сука! – крикнул он. – Ты от меня не убежишь, паскудная тварь!
Следом посыпались такие отборные ругательства, что подобные наверняка можно услышать только в тюрьме или на флоте. От крика ли или оттого, что женщина, наконец, заметила меня, ноги у нее подкосились, и она грохнулась в дорожную пыль, не добежав до спасительного переулка десятка шагов. К этому времени чернявый зарядил ружье и стал целится в нее. Необходимо было что-то предпринять. Я дал шпоры коню и выскочил вперед, в надежде отвлечь его или хотя бы прикрыть лошадью женщину. В следующий миг я увидел, что он уже целит в меня. Я, за мгновение до выстрела, успел бросить коня в сторону, что и спасло меня от верной смерти, но плечо и бок обожгла боль. Я смял цыгана конем, который неожиданно возник у меня на дороге, но сознание мое стало мутиться, и я едва держался в седле. В это время на улицу выехала милицейская машина. Я заметил её краем глаза. Встреча эта для меня была нежелательна. Пора было уходить, и, уже теряющего сознание, конь перенес меня через изгородь. Я лишь почувствовал, что лечу куда-то. Удар был тупой, словно кто-то бросил мешок с зерном, сознание зарегистрировало это, словно со стороны и сразу же погасло. Когда я пришел в себя, мне показалось, что прошла вечность, но в действительности я находился без памяти от силы минуты две-три. Плащ мой намок и напитался кровью, рука сильно болела. Земля приятно холодила, и сознание стабилизировалось. Я оглянулся. Лежал я в высоком прошлогоднем бурьяне у самой изгороди. Машина стояла от меня в полусотни метрах на самой обочине, от нее, прихрамывая, шел чернявый и один из милиционеров. Они остановились у самой изгороди, и чернявый стал показывать, куда ускакал Карат. Двое, из приехавших, сели в машину и уехал. Один из милиционеров держал в руках ружье. Он осмотрел его и разрядил. Другой, старший лейтенант или капитан, я не мог рассмотреть его звание, сказал:
– Пройдемте, и вы покажите документы на оружие, – и, проходя мимо, спросил. – Как это произошло, что вы стреляли в него?
– Он напал на мою жену.
– Соседи позвонили в милицию и сообщили, что вы избиваете её, я не верю, что он напал на вас.
– Нет, этот черт наскочил на нее вон из того переулка.
– Почему у вас оказалось в руках ружье?
– Просто оно у меня в кладовой стоит, и я схватил его, – замямлил тот.
– Что оно у вас стоит заряженное?
– Нет, но у меня там патронташ.
Они минули меня, и разговор стал плохо слышан, но я успел увидеть, как цыган показал огромный волосатый кулак жене.
Скоро вернулась машина.
– Ты веришь в небылицы про Черного призрака? – спросил один из приехавших.
– Не очень-то, хотя следы на огороде безусловно лошадиные. Балуется кто-нибудь, но эта сволочь всё врет. Что-то здесь не так, – и они скрылись в избе.
Довольно скоро они уехали, забрав цыгана. Я дождался, пока всё успокоится. Встал. Меня сильно качало, голова кружилась и слегка поташнивало. Я выбрался из огорода и пошел в сторону К. Кто бы меня встретил тогда, скорее всего решил бы, что я сильно пьян. Кровь почти перестала идти, лишь немного сочилась, и изредка рубиновые капли срывались в дорожную пыль. Рука сильно болела, и боль почти парализовала правую сторону. Путь мой лежал сначала по полю. К этому времени луна взошла, и было довольно светло. Слева отчетливо просматривались горы с редким березняком по склону и скалы в расщелинах, которых ясно видна была трава, и бурыми пятнами проступал лишайник. Впереди уже маячил сад, сквозь редкий кустарник, когда я услышал знакомое ржание. Карат мчался мне на встречу. Казалось, что он летел по воздуху. Мне показалось, что не конь мчался мне на встречу, а сам дьявол, хотя я ни на йоту не верю во всю эту чертовщину.
Подбежав ко мне, он дружески укусил меня за плечо, ткнулся в лицо теплыми, влажными губами.
– Ты у меня молодец, – сказал я, погладив его по большой мохнатой морде.
Почему-то меня любят животные и дети, иногда женщины, которые меня хорошо знают.
С трудом, забравшись в седло, поехал я в сторону дома. Боль перестала уже быть острой, перейдя в тупое подергивание. Каждое движение причиняло
Холод камня и сырость земли успокоили боль, и глупые мысли оставили меня. Вскоре я снова был в седле и без приключений добрался до дому. Расседлав коня, я отпустил его, зная наперед, что он вернется на кладбище. Рана оказалась пустячной. Кость была целой, но мелкая дробь сильно повредила руку, и я потерял много крови, что отразилось на моем здоровье. Всю ночь меня бил озноб, и я то и дело просыпался. К концу недели я слег, но неожиданно быстро выздоровел, так что к понедельнику я был уже на ногах, хотя несколько и похудел. От Константинова я узнал, что цыган заработал пятнадцать суток, что жена всё рассказала, но Черного призрака никто не принял всерьез. Хотя по К. ползали слухи о том, что он де напал на лесника и едва не затоптал его конем. Впрочем, были слухи и обратного толка. Случайно мне стало известно, что первый слух пускает цыган. Я навел справки о нем, что было нетрудно при моей профессии, и выяснилось, что он работает не в лесничестве К., где я почти всех знал более или менее, а в Кордовском, на одном из ближайших кордонов. То, что путь к кордону лежит через гору и там есть дорога, было мне известно давно, выяснить, что он ею пользуется, было делом пустяшным: я лишь проверил следы и проследил его однажды утром с ближайшей горы. Выяснил, что лесник хозяин Карата, но его он отдал пацану за то, что тот его за что-то невзлюбил и раза два чуть не убил. В то время, как продать его или сдать на мясо такого красавца, он или жадничал, или не находил на него покупателя, зная ему цену и что у того в жилах течет кровь хороших производителей.
Прощать ему его выходку я не хотел. Легальных путей у меня не было, но я всё-таки искал с ним встречу, зная наперед, что она к добру не приведет, но меня так и подмывало взглянуть ему в глаза, не предполагая и не гадая о дальнейшем. Как знать, может это было, чувство чувством мести или желанием поиграть со смертью в игрушки, что забавляет зачастую уставшие души? Может это была попытка сломить другого в борьбе за лидерство, что свойственно человеку ещё с обезьяньего стада? Не знаю, но даже теперь у меня сохранилось брезгливое чувство, словно я перебирал тухлятину и пропитался насквозь его мерзким запахом. Это чувство до сих пор не оставляет меня, и я те события не могу вспомнить без легкого содрогания.
Это было в пятницу, чуть больше чем через неделю после того, как я вляпался в предыдущую историю. Я намеренно выбрал этот день. Около шести вечера я был уже на месте. Погода была скверная. Низкие тучи почти зацепились за деревья, упрятав ближайший склон почти на треть. Было холодно и промозгло. Я был в плаще, но под него я надел болоньевую куртку, но поскольку плащ был бутафорский, то я довольно скоро промок, и влага пропитала брюки и куртку, так что я сильно продрог.
Ждать пришлось долго. За кустом, где я стоял, конь уже вытоптал всю траву и нетерпеливо дергал поводья, а чернявого всё не было. Я даже собрался уезжать, когда неожиданно увидел его. Лесник выехал не оттуда, где была дорога, и я его ожидал, а прямо из леса метрах в сорока от меня. Сердце мое тревожно забилось. Волнение мое видимо передалось коню, он весь напрягся и напряженно запрел ушами. Сначала мне показалось, что мой противник находится в глубокой задумчивости, ехал он, чуть наклонившись вперед, натянув на глаза дождевик, но когда он оказался рядом с кустом, то я определил, что он мертвецки пьян. Его кобылка шла шагом, боясь поскользнуться на довольно крутом, мокром склоне. Я выехал ему на встречу и перегородил дорогу. Лошадь остановилась, не зная, что делать. Первый момент лицо лесника ничего не выражало, оставаясь туповатым и сонным, затем на нем возникло какое-то движение похожее на удивление; и он окончательно пришел в себя: глаза его округлились и едва не вылезли из орбит, он весь побелел, несмотря на темную кожу, и на щеке его отчетливо задергался нерв. Он видимо был порядочный трус, но ему нельзя было дать прийти в себя, так как он был значительно физически крепче меня и даже, владея многими приемами нападения и защиты, будучи значительно его подвижней и изворотливей, мне бы пришлось с ним повозиться.
Я дал Карату шпоры, тот от неожиданности бросился вперед, саврасая кобылка шарахнулась в сторону, и цыган полетел в грязь. Это падение ещё больше обескуражило его, что подтвердило мое предположение, что он трус, поскольку даже тогда, в селе, он стрелял в меня скорее из-за трусости, чем из-за желания меня убить, кроме того, падение отрезвило бы сильного человека, и он бы принял меры к обороне.
Дальнейшее я помню смутно. Как я спрыгнул на землю? Как в моих руках оказался большой бич, что был приторочен к седлу его кобылы? Этого я совершенно не помню. Не знаю, почему я стал с остервенением хлестать это огромное, дрожащее от страха тело, я не пойму, но он был настолько ошарашен, что и не пытался сопротивляться, только прикрывал голову руками, при этом что-то говоря, и отползал на четвереньках в сторону. Я, наконец, разобрал, что он бормочет.