Черный пролетарий
Шрифт:
Спрыгнув и припав на колено, Щавель выбрал ход спускового крючка, целя в ноги. АПС дёрнулся. Ниндзя продолжал драпать. Паровой экипаж свернул, объезжая гурт отдыхающих, устроивших на поляне что-то вроде пикника. Отец Мавродий стоял во весь рост, размахивая револьвером и командуя извозчику. Щавель изловчился взять на мушку китайца и выстрелил снова. Чёртов ниндзя вильнул, ушёл за народ.
«Пистолет не лук, из него хрен попадёшь», — засело в голове не к месту пришедшее понимание. Щавель поднялся, выгнав все мысли, чтобы не мешали сосредоточиться. Не глядя, дважды пальнул в грудь набежавшему пролетарию, вернул прицел на директрису стрельбы. Держа пистолет мастера Стечкина обеими
Пуля вошла в затылок.
Глава двадцатая,
в которой раскрывается тема мести рабов и пролетариев, а Жёлудь проявляет характер
— Какой точный выстрел, поздравляю! — Ерофей Пандорин склонился над трупом, пригляделся к выходному отверстию под носом дохлого ходи. — С пятидесяти метров взять бегущего акробата признак высокого мастерства.
Следственная бригада рассеялась по опустевшей поляне, оцепленной жандармами. Валялись одеяла, брошенная утварь и верхняя одежда. Местами виднелась кровь. Раненых отправили в больницу. Трупы, а их набралось аж три штуки, остывали. Начальник сыскной полиции принимал у особой оперативной группы первый отчёт, подводя тайных агентов от тела к телу.
— Проделанная вами работа впечатляет. Подпольное заседание комитета профсоюзов разогнано до вынесения окончательного решения собрания и прояснения ситуации нашими внедрёнными сотрудниками. Подозреваемый террорист выявлен и уничтожен без возможности допроса. Жертвы среди мирного населения. Возбуждение недовольства в рабочей среде. И всё меньше, чем за сутки. Готов отдать должное мудрости князя Велимира Симеоновича, выбор его гениален с точки зрения дестабилизации обстановки в городе. Особенно это касается вас, боярин Щавель. Вы не только умеете мгновенно принимать решения с далеко идущими последствиями, но быстро и уверенно претворять их в жизнь, — продолжал глумиться Пандорин. — Ваше виртуозное владение оружием поражает. На соревнованиях по стрельбе Кубок полиции был бы ваш. Боюсь, что теперь я вынужден изъять огнестрел и поместить вас под домашний арест.
— Что вы себя ведёте как проспонсированный биткоинами менеджер? — злобно прошептал отец Мавродий. — Боярин Щавель действовал в пределах допустимой законом самообороны. Он находился при исполнении служебных обязанностей и защищался от вооружённого нападения.
— Он на меня с ножом кинулся, — Щавель не торопился расставаться со «стечкиным», хотя и подозревал теперь в оружии вехобитов злую напасть. — Что мне оставалось делать?
— Раз есть нож, должны быть ножны, — рассудил начальник сыска и подозвал легавого. — Проверьте.
Сыщик склонился над трупом с жадным интересом стервятника.
— Так точно, ваше благородие, на кармане, — он протянул ножны с болтающимися тесёмками подвязки.
— Не городская финка, — заметил Пандорин.
— Так точно, охотничья. Много пользованная, — согласился легавый.
— Вы изъяли, — вмешался отец Мавродий. — Нож был в руке, ножны в кармане.
Пандорин с достоинством отвернулся, не став спорить, и разом как бы позабыв про застреленного рабочего. Наличие формальных улик освобождало от необходимости принимать меры в отношении доверенного лица князя Пышкина.
— Будете объясняться перед Велимиром Симеоновичем сами, — обронил он вскользь и удалился
Отец Мавродий проводил его кротким взглядом, в котором угадывался еле сдерживаемый от метания в спину луч поноса. Священник опирался на трость, которую Щавель изначально принял за зонт. Сейчас же чехол был сорван, обнажилось ловчее устройство, состоящее из обмотанной вокруг штока тонкой сети и четырёх метательных трубок возле рукояти, заряженных свинцовыми грузиками. Священник-детектив явно готовился задержать бомбиста, но должно быть не представилось случая.
— Чем хорош лук, — сказал Щавель, — тем, что из него китайца я бы взял живым. Стрела — не пуля, сразу не вырубает. Мы могли его допросить, даже если бы потом ниндзя кровью истёк.
— Бог не дал, — исчерпывающе объяснил греческий поп. — Огнестрел способен натворить дел. Хорошо, что в нашей стране он недоступен черни.
— В Святой Руси огнестрел только по войне выдают и только доверенным лицам. В мирное время за его ношение сразу смерть, ибо мудр наш светлейший князь Лучезавр.
— И правильно, — вздохнул священник. — Будь здесь у пролетариев короткоствол, всё могло бы сложиться иначе.
Приехал санитарный возок с кожаным верхом. Пара дюжих рабов в серых халатах и круглых белых шапочках-таблетках разложила брезентовые носилки, сноровисто загрузила жмуров. Дыша перегаром, хмурые санитары забрались к покойникам, закрыли решётчатые дверцы, кучер стегнул кабыздохов. Труповозка увезла убитых в анатомический театр на растерзание полицейским знатокам-мертворезам, чтобы не достались на съедение помоечным собакам-трупоедам.
Возвращались на паровом экипаже. Отец Мавродий щедро одарил извозчика, а тот и рад был услужить, ведь таксёрская работа то же холопство, и выбравший её достоин уничижения, которое он принимает с охотой как неизбежность.
— Боюсь, как бы пролетарии мстить не начали, — поделился опасениями отец Мавродий. — Мы создали прецедент, в ответ на который Боевой Комитет может устроить инцидент, когда подпольщикам будет выгодно разыграть карту угнетённых рабов.
— Раб мстит сразу или никогда, — отрубил Щавель. — Такова его низменная суть. Раб может наброситься, ослеплённый яростью, будучи в состоянии аффекта, но когда истерика прошла, раб мстить не станет, у него на это духу не хватит. Рабы трусливы, оттого и готовы нести пожизненный плен. У них нет ни храбрости, ни чести, ни чувства долга. Если раб не отомстил в гневе, он потом на прямое действие не решится. Будет всю жизнь строить планы, лелеять потаённую злобу и мелко пакостить. Либо начнёт уговаривать себя простить обидчика. Есть у рабов такая религия всепрощения.
— Это наше Троебожие, которым мы окормляем паству невольников смирения ради, — усмехнулся отец Мавродий. — Пантеон её состоит из бога Терпилы, сына Отца, потомственного раба, восставшего, жестоко наказанного, воскресшего и поучающего своим примером молящихся.
— Разумно, — сказал Щавель.
— Бог Отец научил Терпилу покорности и смирению, — священнику было приятно поговорить о работе, дабы отвлечься от земных забот и предстоящей встречи с мэром. — Бог Вседержитель взял в рабство Отца, по праву владел Сыном и жестоко наказал Его за непокорность, превратив в законченного Терпилу. Вседержителю, обладателю всего имущества, земного и небесного, в том числе, живого и говорящего, подателю от Своей милости благ и Судье, несут дань денежную и трудовое служение рабы Великой Руси. Доминирование доминанта, подобострастие подчинённого и попытка массы третьих лиц утешить и успокоить жертву агрессии доминанта являются основой поддержания экономически выгодной нам, господам, иерархии.