Черный пролетарий
Шрифт:
— Морями крови не угасите правды…
Вампир вцепился ей в горло. Она хрипела.
Из соседней камеры сумасшедший поедатель жуков ответил ей громким рыданием.
Уцелевшие погромщики переминались с ноги на ногу перед телами павших товарищей. Изорванная куртка координатора трепыхалась красным стягом уличной войны на торчащем из поленницы суку. Запал иссяк. Никто не хотел умирать.
— Ну! — истошно выкрикнул Бобо, в безнадёжном отчаянии перехватывая скользкий от крови самотык. — Кто служил в армии?
Работяги
Когда их след простыл, Бобо без сил опустился на колоду для колки дров. Самотык выпал из пальцев и покатился, подпрыгивая и звеня о булыжники.
— Идёшь за головами, свою взять не забудь, — Михан сплюнул под ноги обильной и солёной слюной. Он кривился, растирая зашибленный бок.
— Побили чёрных пролетариев своими красными пролетариями, — засмеялся Бобо.
Вместе с ним засмеялись и лесные парни.
У вымотанных людей хватило сил, чтобы перелезть через поленницу и не сорваться, спускаясь. На другой стороне проулка было темно и тихо. Сюда практически не долетал шум резни, не видно было пламени. Сели на брёвна, закинули ноги на козлы для пилки дров. Стало безразлично, что сюда забредут погромщики. Прямо по курсу и совсем недалеко был проспект Льва Толстого, там текла совершенно мирная жизнь. До перипетий Китайского квартала горожанам традиционно не было дела. Окружённые невидимой границей всеобщего безразличия, беглецы замерли, отдыхая.
— Я думал, ты добрый человек, а ты нормальный… в общем, — признался Жёлудь. — Прости за комбинированный способ.
Бобо кивнул, тяжело дыша. Сунул пакши за пазуху, пощупал плечевую мякоть. Жёсткое рубилово оставило следы на куртке.
— Как мне руку топором не перешиб? — задумчиво вопросил он.
— Куртка дареная усилила защиту.
— Дареная? — Бобо потянул рукав.
— Оставь себе, — торопливо сказал Жёлудь. — Мне она тоже на халяву досталась.
Почему-то он больше не хотел иметь ничего общего с пролетариями, и тем паче надевать зашкваренную трансвеститом куртку.
— Хорошая, кошерная, — добавил он, словно уговаривая мутанта. — Её только немного крысокабан погрыз.
— Крысокабан — хорошо! — на китайский манер прицокнул языком Бобо. — Вкуснотища.
Михан с трудом вывинтил из кармана бутылку.
— Уцелела, — с удивлением отметил Жёлудь.
Михан вытащил зубами пробку, отпил, передал другу. Молодой лучник отхлебнул обжигающей жидкости.
— Ядрёна, — выдохнул он и разглядел в полутьме этикетку с изображённым жирными штрихами толстогузым мохнатым недочеловеком, опирающимся об землю костяшками пальцев. — Что это мы пьём?
— Гориллку, — пояснил Бобо, принимая бутылку, и произнёс загадочный в своей чудовищной неприличности тост.
Бутылка вернулась к Михану, а тот,
— Откуда ты такой взялся? — прохрипел он. — Выглядишь как китаец, говоришь как русский.
— Из Ленобласти. На Московском тракте стоит большое село Лю Бань. Там после Большого Пиндеца собрались уцелевшие питерские китайцы, отстроили заново и решили никуда больше не уходить.
— Там же радиация! — воскликнул Михан.
Бобо оттянул куртку, бросил взгляд за пазуху.
— Ну-у… вот, — как бы извиняясь, сказал он.
— Поня-атно, — протянул молодец, глядя на мутанта из рассадника, и тут же спохватился. — А ты радиоактивный?
— Когда надо, радиоактивный, когда надо, радиопассивный, — беспутно ухмыльнулся Бобо. — Любой каприз на усмотрение клиента.
— Тебе это нравится? Как ты здесь оказался? — не унимался Михан.
— Пошёл после срочки, — благожелательно поведал Бобо, выпитое на него никак не подействовало. — Когда вернулся из армии, понял, что в родном колхозе со скуки дрекнусь, вот и ушёл.
— Но тут…
— По мне, так самый ништяк, — признался трансвестит. — Деньги тут хорошие. Накоплю, свой бордель открою.
— Ты где служил? — спросил Жёлудь.
— В Луге, в батальоне охраны, дээмбэ две тысячи триста двадцать три-двадцать пять, осень. Мы ещё тогда чухну возгоняли слегонца во славу светлейшего князя.
Он приложился к бутылке, пока лесные парни переваривали услышанное.
— Так ты… настоящий боевой леголас, — с почтением вымолвил Михан.
— Да ладно, чего там, — застенчиво отмахнулся трансвестит.
Когда во лбу засел полновесный стакан, бойцов попустило. Они слезли с поленницы и двинулись, волоча ноги, к мирной земле.
— Что это было? — спросил Жёлудь. — У вас часто такое случается?
— Первый раз, — ответил китаец. — Завтра вернусь, узнаю что к чему.
— А ваш генерал Сунь Хунь Вчай, что-то не слышно его пулемётов? — сказал Михан.
— Без понятия, — сказал Бобо.
Расстались на проспекте Льва Толстого. Над крышами Шанхая летел в небо дым, зеваки толпились, глядя на разгул азиатчины. К ним выбегали шальные ходи и напуганные гости квартала. Звоня во все колокола пронеслись на гнедых рысаках пожарные дроги с баграми и лестницами, за ним поспевал паровой экипаж с бочкой и мотопомпой, гудя сиреной. Муромцы поглядывали в сторону суматохи и спешили по своим делам. Китайский квартал горел не впервые.
— Укроюсь на свечном заводе, — сказал Бобо. — Удачи вам, пацаны!
— Будь, — коротко сказал Михан.
— Что такое комбинированный способ? — Жёлудь задумчиво смотрел в землю.
Трансвестит бесстыже подмигнул.
— Как-нибудь встретимся, покажу.
— Спасибо, не надо.
— Я думал, тебе понравится, вот и подошёл, — признался Бобо.
Жёлудь ждал чего-то подобного и приготовился.
— Я только наполовину эльф, а вообще-то я человек, — упредил он гнусный смешок Михана.