Черный рассвет

Москвин Сергей Львович

Однако радовался он недолго. Вскоре дорога, ведущая к ныне заброшенному Виленскому зимовью, вовсе исчезла, проглоченная тайгой. Гришанин проехал еще метров двадцать, лавируя между подросшими сосенками и безжалостно давя цепляющиеся за колеса заросли костяники и волчьего лыка, а потом остановил машину и заглушил мотор. Ветки, облепившие «газик» со всех сторон, заслонили все стекла, из-за чего в кабине даже стало темно. «Как в гробу», – не к месту подумал Гришанин, выбираясь из машины. Это тоже оказалось нелегко – он с трудом открыл дверцу из-за здоровенного куста, подпершего ее снаружи разросшимися ветками. Сразу пришла мысль, а как он будет выбираться из этой чащи, но Гришанин отбросил ее от себя. Как-нибудь выедет. В конце концов, расчистит путь топором.

Продравшись сквозь ветки, Гришанин кое-как вытащил из машины мешок с капканами и осмотрелся. По осени, еще до снега, он пару раз доходил до Виленского зимовья, а в прошлые годы забирался в тайгу и дальше. Так что места были ему знакомы. Но сейчас лес выглядел каким-то чужим. Может, от поникшей зелени, а может, потому, что в полдень в тайге было по-сумеречному темно из-за облаков, висящих над самыми макушками сосен. Гришанин принюхался.

В воздухе пахло сыростью и еще чем-то – плесенью, что ли. Он вспомнил погреб, где тесть ставил свою брагу. От сырости на прогнивших деревянных полатях в погребе выросли грибы. И воняло там так же отвратительно. Гришанин брезгливо поморщился, потом взвалил на спину мешок с капканами, прихватил из машины топор и зашагал в глубь леса. Чем мотаться с ружьем по тайге, вдыхая эту вонь, он просто расставит капканы на звериных тропах и будет регулярно проверять их. Рано или поздно какая-нибудь бешеная лисица, волк или барсук попадется в расставленную ловушку. Идея использовать капканы для отлова бешеных животных была хороша, с какой стороны ни гляди. Вот только пробираться через чащу с тяжелым мешком за плечами было адски трудно, и как Гришанин ни пытался подбадривать себя, даже мысли о легком заработке не особенно поднимали настроение. Он весь покрылся липким потом, то ли оттого, что набитый капканами и звенящий цепями мешок оказался таким тяжелым, то ли потому, что в чаще было непривычно жарко и душно. Остановившись, Гришанин бросил мешок на землю и вытер со лба пот мокрой ладонью. Сердце гулко колотилось в груди. Даже дышать было трудно. Что это с ним? Вроде не бухал накануне, так, выпил с тестем пару стопарей за удачную охоту. А звери, как назло, попрятались. Даже сорочьей трескотни, которая так раздражает на охоте, не было слышно. Может, у них эта, миграция, невесело усмехнулся Гришанин. Или все передохли? Шутливый вопрос отчего-то не вызвал улыбку. Наоборот, на душе стало тревожно. Ему вдруг захотелось бросить все, даже мешок с капканами (ну их на хрен, эти деньги!), рвануть обратно к машине, дать по газам и гнать из леса, гнать до самого дома.

Стиснув рукоятку топора, Гришанин настороженно огляделся по сторонам. На засохшем кусте рябины, а может, черемухи, в пяти шагах от него что-то висело, что-то похожее на пучок истлевшей травы. Гришанин подошел ближе. Вблизи «пучок травы» оказался клоком вырванной шерсти. Гришанин потрогал его и сейчас же отдернул руку. Шерсть была сырая и липкая, к тому же отвратительно воняла. Он даже не стал гадать, чья она. Торопливо вернулся к своему мешку и установил под кустом первый капкан, обмотав цепь вокруг основания ствола.

В течение следующего часа Гришанин расставил оставшиеся пять капканов, разбросав вокруг наживку: куриные потроха, и отметив места установки зарубками на стволах ближайших деревьев. Можно было возвращаться. С огромным облегчением он повернул назад, ориентируясь по собственным зарубкам. Никто не подгонял его, но он припустил так быстро, как только мог. Если бы чаща была не такой густой, то, наверное, перешел на бег. Подспудное, необъяснимое чувство страха гнало его обратно к машине. Окружающий лес действительно изменился. Хотя Гришанин не мог понять, какого рода эти изменения. Вот, хотя бы роса. Разве на траве или на листьях в середине дня бывает роса? И почему ему так трудно дышать? Гришанин прислушался к собственному дыханию. Он дышал, как паровоз, а грудь вздымалась, словно кузнечные мехи. Но лесной воздух отчего-то не наполнял легкие. И усталость. Так обычно бывает при недостатке кислорода. Гришанин остановился, чтобы перевести дух. Он уже должен быть рядом с машиной, значит, вполне может позволить себе передохнуть. Вот и засохший куст, под которым он поставил первый капкан.

Гришанин взглянул в направлении куста и не поверил своим глазам – куст шевелился. Он отвел взгляд, потом переложил топор в левую руку и вытер мгновенно вспотевшую правую ладонь о штаны. Снова посмотрел на куст. Тот двигался, по-прежнему двигался. Голые ветки сгибались и разгибались, облепленные чем-то – или кем-то? По ним скакали голые черные зверьки, похожие на крупных жаб или лягушек. Еще больше таких же существ копошилось в траве, возле капкана. Гришанина чуть не вытошнило от отвращения, когда он увидел эту шевелящуюся массу. Но он все-таки заставил себя присмотреться. Зверьки не просто сновали в траве – они искали разбросанную приманку! Не лисы, не волки и не барсуки, а какие-то отвратительные бородавчатые жабы! Гришанина передернуло. В этот момент одна из тварей запрыгнула на личинку капкана. Послышался сухой щелчок, когда пружина вышла из зацепления, и в следующее мгновение стальные челюсти захлопнулись, перерубив тварь пополам. Не было ни писка, ни визга, просто две разрубленные половинки шлепнулись в траву. Остальные жабы с поразившей Гришанина жадностью набросились на эти обрубки. Так хищные рыбы пираньи всей стаей бросаются на брошенный в воду кусок мяса – он как-то видел по ящику в каком-то фильме. Когда комок жаб распался, на земле остались одни обглоданные кости. А ведь прошло всего несколько секунд… Аппетит у местных жаб оказался не хуже, чем у заморских пираний.

Нужно было перезарядить капкан. Гришанин даже сделал шаг к нему, но потом остановился. Какой смысл, если мерзкие жабы сожрали всю приманку? Но эта мысль лишь промелькнула в голове, не потревожив сознание. Гораздо важнее была другая. Пираньи! В том фильме хищные рыбы жрали не только мясо, но и людей. Что, если и эти жабы… Додумать до конца Гришанин не успел, увидев, как жабы одна за другой поворачивают к нему свои отвратительные морды. Да и не жабы это были вовсе! У некоторых из них он разглядел хвосты, узкие и длинные, будто у крыс. У других на голой бородавчатой шкуре топорщилась щетина, а кое-где даже торчали клочки слипшейся шерсти. Но все (уже все без исключения!) твари смотрели в его сторону. А потом что-то произошло. Словно электрический разряд пробежал по массе отвратительных зверьков, заставив ее сорваться с места. Единой волной они взвились в воздух и огромными скачками ринулись на оцепеневшего от неожиданности человека. «Беги!» – полыхнуло в его мозгу. И он побежал.

Он мчался по собственным следам к оставленной

за деревьями машине, а сзади неслась черная волна невиданных существ. Неслась почти беззвучно – Гришанин не слышал ни рычания, ни кваканья, ни визга. Только шорох, напоминающий шум дождя. И этот шум неумолимо приближался. Бегущий человек задыхался. Пропитавшаяся потом одежда больно врезалась в пах и подмышки. Рано или поздно он должен был упасть. Но впереди, среди деревьев, уже мелькали знакомые очертания машины. На последнем дыхании Гришанин подбежал к «газику», рванул на себя водительскую дверцу и вместе с просунувшимися ветками ввалился в кабину. Он больно ударился грудью о руль, но все-таки сумел вытолкнуть ветки наружу и захлопнуть дверь, прежде чем преследующая его живая волна ударилась в борт автомобиля. Словно запущенный кем-то ком мягкой глины или теста шлепнулся в только что захлопнувшуюся дверь, а потом такие же глухие удары послышались со всех сторон. Гришанин вздрогнул и принялся судорожно шарить по карманам в поисках ключа зажигания. Обычно он клал все ключи в правый боковой карман, но сейчас там ничего не было, кроме каких-то засохших крошек. Потерял! Выронил, когда бежал по лесу! Волна ужаса накрыла Гришанина. Руки затряслись. Чтобы унять дрожь, он сунул их в карманы штанов… Ключ лежал там, в правом кармане. А он искал его в своей робе! Гришанин выдернул его из кармана, ободрав в кровь указательный палец, вставил в замок зажигания, повернул. Никакого эффекта – стартер даже не дернулся, лишь стрелки приборов слабо качнулись вправо. Он снова и снова поворачивал ключ, но каждый раз слышал в ответ лишь слабое пощелкивание реле. Нет искры, понял Гришанин. Утром в гараже он столкнулся с той же проблемой, но тогда он без особого труда запустил мотор с помощью заводной рукоятки. Гришанин предусмотрительно прихватил ее с собой, но, чтобы воспользоваться рукояткой, нужно было ВЫЛЕЗТИ из машины.

Он облизал пересохшие губы. Они почему-то оказались сухими, хотя по лицу катился пот. Он вдруг понял, что больше не слышит жутких шлепков. Они прекратились! Значит, преследовавшие его жабы перестали бросаться на машину. Может, они уползли? Гришанин прислушался. Снаружи доносился только шелест листьев. Если бы он мог выглянуть из машины, но сквозь заслонившие стекла ветки ничего не было видно. Правда, можно было приоткрыть дверь, но Гришанин не стал этого делать. Затаив дыхание, он прислушивался к доносящемуся снаружи шелесту. Тот как будто бы стал… громче. А потом отвратительная тварь, протиснувшись сквозь ветки, ткнулась мордой в лобовое стекло. Гришанин увидел перед собой плоскую бородавчатую голову и широкую пасть, полную мелких, но наверняка очень острых зубов. И еще лапы: длинные перепончатые лапы с ужасными кривыми когтями. Жаба заскребла лапами по стеклу, явно пытаясь разбить его. Вскоре к ней присоединилось еще несколько таких же тварей. Их когти оставляли на поверхности стекла длинные кривые царапины, но само стекло не поддавалось. Одна из жаб зацепилась когтем за резиновый уплотнитель, дернула лапой и обломила его. Ее коготь остался торчать из резины с каплей черной крови на обломанном конце, словно гигантское пчелиное жало.

Им не разбить стекло и не выломать его, а без этого они не смогут пробраться в кабину, сказал себе Гришанин и для большей уверенности несколько раз повторил эту мысль вслух. Тут он заметил, что уже не все жабы царапают стекло. Одна из них подобно кошке втянула когти внутрь – вместо них на ее лапах появились присоски. И с помощью этих присосок она ловко поползла вверх по стеклу, оставляя за собой след буро-зеленой слизи. Вслед за первой тварью ее примеру последовала другая, потом третья… Через несколько секунд на стекле не осталось ни одной жабы, лишь смазанные пятна выделенной ими слизи. Гришанин насторожился. Он чувствовал, что в поведении жаб есть какой-то смысл, хотя и не мог понять, в чем он состоит. Не мог, пока не услышал над головой треск раздираемой ткани.

Гришанин поднял глаза. Через рваную дыру в натянутом над кабиной тенте на него смотрела скалящаяся бородавчатая морда. А тент продолжал трещать уже во многих местах. Один за другим в брезентовой крыше «газика» появлялось множество разрезов, через которые внутрь начали протискиваться когтистые перепончатые лапы, черные бородавчатые тела и жадно щелкающие челюсти. Тогда Гришанин закричал. И кричал не переставая, пока в легких оставался воздух.

* * *

Уже несколько минут Сизов рассматривал лежащие на земле кости. Он заметил их, когда проезжал мимо опушки. На краю леса, в густой траве что-то белело. Сизов слез с мотоцикла и пошел посмотреть, а когда увидел, застыл на месте. Он не верил ни в духов, ни в нечистую силу и про себя всегда посмеивался над рассказами подвыпивших охотников о водившем их по лесу лешем. Те, кто распускал подобные байки, и без всякого лешего могли заблудиться в трех соснах. Вот и сейчас Сизов упорно пытался найти увиденному рациональное объяснение. Кости как кости. Обычная на вид совиная погадка – отрыгнутая птицей часть непереваренных останков. Вот только чтобы такая куча костей поместилась в желудке совы, та должна быть размером даже не с волка, а… Рациональный разум не мог подобрать подходящего сравнения. Как бывалый охотник, Сизов не раз встречал в тайге медвежьи следы, приходилось ему сталкиваться и с самим косолапым. Но лежащий перед ним спрессованный комок костей не прошел бы через горло ни одного мишки, даже самого крупного. Кроме того, все кости были облеплены какой-то бурой слизью, напоминающей застывшую пену. И еще от них исходил отвратительный запах. Сизов вынул нож, присел на корточки и ковырнул таинственную «погадку». Ему пришлось приложить изрядное усилие, прежде чем удалось вычленить одну из костей – застывшая слизь была прочнее цемента. Выломанная кость оказалась нижней челюстью довольно крупной рыси, а вот остальные кости, судя по их размерам, принадлежали разным животным. Однако мысль о том, что в родной тайге появилось неведомое чудище, охотящееся без разбора на всех зверей, от мышей-полевок до диких кошек, была за гранью рационального понимания. Тем не менее Сизов прошел вдоль опушки, даже зашел в лес, но ни на земле, ни на деревьях не обнаружил никаких следов. Найденная им куча спрессованных костей оказалась единственным вещественным доказательством. Доказательством чего? Сизов и сам не мог ответить на этот вопрос.