Черный роман
Шрифт:
Перед буржуазным шпионским романом в его обычном виде стоит задача изложить, защитить и утвердить в сознании массового читателя в качестве аксиомы целую систему фальшивых и зловредных идей, в числе которых достаточно упомянуть только три: опасный агрессивный характер коммунизма, спасительную для человечества роль западной разведки и приоритет аморализма над любыми нравственными «предрассудками» в борьбе двух миров.
Клеветническое утверждение о том, что «коммунизм» якобы готовит ужасный сговор против «мирного», «демократического», «свободолюбивого» буржуазного общества, преподносится западной шпионской литературой в качестве элементарной истины. Десятки авторов, имен которых не стоит и упоминать, потому что все это (за очень редкими исключениями) обычные ремесленники, работающие в данном жанре, выдают подпольную борьбу западных разведок против социалистических стран за стремление провалить «адские» планы коммунизма, угрожающие якобы самому существованию человечества. Эта отправная идея кажется им настолько незыблемой, что они даже и не пытаются доказывать ее, поскольку материал для доказательства в любом случае сводится к нескольким
В той же аксиоматической форме подается и лживое утверждение о «спасительной» роли западных разведок. Эта ложь настолько распространена сегодня в буржуазном мире, что она оказывает определенное влияние даже на умы вполне здравомыслящих людей. В уже цитировавшейся монографии Буало и Нарсежака можно, в частности, прочитать: «Страх, столь характерный для нашего времени, — это прежде всего «большой страх», коллективный страх, подобный страху тысячного года, — страх планетарной войны, способной уничтожить человечество. И этот страх имеет под собой почву: его очевидная причина — противопоставление Востока и Запада. И если до сих пор удавалось избежать этой войны, то лишь потому, что равновесие между двумя блоками было сохранено. Но это равновесие восстанавливается каждую минуту лишь благодаря усилиям и полному самоотречению подпольных бойцов, носящих таинственные номера: ОСС117, ОСС007,— это известные по своим инициалам тайные агенты, подчиненные мощной организации. Задача, стоящая перед ними, — узнать о подготовке противника, об оружии, готовящемся в тиши лабораторий… Современная эпоха отмечена знаком борьбы секретных служб». [76] Вряд ли стоит спорить по поводу некоторых мыслей, изложенных в этом отрывке и являющихся очевидным следствием политического дилетантизма авторов. Но стоит задать вопрос: раз уж речь идет просто о сохранении равновесия, почему же западные авторы шпионских романов и даже такие либеральные критики, как Буало и Нарсежак, не признают права социалистической разведки участвовать в этом благородном деле, а перекладывают всю тяжесть задачи спасения человечества на буржуазных шпионов и диверсантов? Не является ли прославление только одной из враждующих сил самым лучшим доказательством того, что в данном случае речь идет не о стремлении сохранить равновесие, а, наоборот, нарушить его, что сыграло бы решающую роль в конфликте между Востоком и Западом исключительно в пользу Запада?
76
P. Boileau et Тh. Narcejac. Le roman policier, p. 193–194.
«Коммунизм угрожает миру гибелью, капитализм обеспечивает его спасение». В силу элементарной логики эти ложные посылки полностью мотивируют вывод: раз уж говорится о смертельной борьбе, от исхода которой зависит существование планеты, то в этой борьбе дозволено все пригодное для нанесения удара противнику и для нарушения его планов. Так, авторы шпионского романа уже в своих исходных концепциях опираются на принцип аморализма как фатально неизбежный. Вот что пишут по этому поводу Буало и Нарсежак: «Шпион, что бы он ни делал, никогда не является подлинным преступником. Он выполняет определенную задачу. Если и убивает, то по приказу. Законы войны заранее прощают его, оправдывают, извиняют… Любые действия дозволены ему, любая ложь разрешена». [77] Эти авторы, как, впрочем, и создатели буржуазного шпионского романа, очевидно, забывают, что и на войне разрешены не всякие действия. Нюрнбергский процесс над нацистскими военными преступниками, публичный суд, организованный видными общественными деятелями Запада в связи со зверствами американцев во Вьетнаме, говорят о том, что есть преступления, которые человечество не простит никому, преступления, пусть даже и совершенные в условиях прямого военного конфликта. Однако принятие принципа аморализма совершенно необходимо создателям шпионского жанра как с чисто теоретической, так и с практической точек зрения. Этот принцип позволяет им оправдать любое бесчинство и дает возможность их героям действовать как закоренелым убийцам и преступникам, не теряя при этом реноме «положительных» персонажей.
77
P. Boileau et Th. Narcejac. Le roman policier, p. 195–196.
Основанный на идеях этого философско-политического катехизиса, буржуазный шпионский роман быстро превращается из ремесленнической поделки писателя-дилетанта в массовую, заботливо поощряемую буржуазным искусством продукцию, призванную играть важную роль в арсенале пропагандистских средств идеологической борьбы. Одно из наиболее сильных качеств этого оружия то, что у него безобидный вид игрушки, что его мерзкое содержание, отравляющее сознание масс, преподносится как невинное чтиво, имеющее целью просто развлечь читателя и поведать ему о напряженных и увлекательных эпизодах тайной войны.
Еще в годы второй мировой войны во Франции появились произведения, которые можно считать первыми предвестниками шпионского жанра. Такова серия приключений капитана Бенуа, написанная Робертом Дюма. Сюда же можно отнести и книгу уже упоминавшегося Пьера Нора «Двойное преступление на линии "Мажино"». Однако эти романы по своей проблематике и художественным качествам не заслуживают специального внимания и ничем не выделяются из общего потока популярной приключенческой продукции того времени.
В первые послевоенные годы тема шпионажа
Жан Брюс был одним из первых французских авторов, понявших неоценимые преимущества новой темы перед истощенными эксплуатацией сферами детективных и любовных сюжетов бульварного типа. Но Брюс понял и еще одну вещь, которую в то время еще не могли оценить шефы американских пропагандистских центров: реакционная политическая пропаганда с трудом воспринимается публикой даже бесплатно, а что же говорить о пропаганде, предлагаемой в форме книг и зрелищ. Случай с упомянутыми антисоветскими фильмами Голливуда достаточно красноречив: все они демонстрировались в пустых или полупустых залах.
Итак, первой задачей пропаганды было придать своим изделиям форму, ничем не напоминающую о политической пропаганде. Вторая задача сводилась к тому, чтобы привлечь читателей заманчивыми обещаниями. Здесь сама тема помогала автору: что может быть заманчивее, чем раскрытие разжигающих любопытство тайн шпионажа? Третья задача была несколько труднее: недоверчивая и уставшая от надуманных историй публика должна получить гарантию достоверности повествования.
Жану Брюсу удается весьма своеобразно справиться со всеми тремя названными задачами, и именно в этом следует искать объяснение его сравнительно быстрого успеха. Никаких иных объяснений и быть не может, поскольку речь идет о совершенно посредственном авторе, лишенном творческого воображения, литературного таланта и даже самого обыкновенного чувства юмора, который создатели подобного чтива пускают в ход, желая преодолеть раздражение, которое вызывают у читателя хорошо уже ему знакомые шаблонные ситуации. Но у Брюса отсутствие таланта компенсируется умением создавать новые комбинации из давно устаревших историй. Используя уже известный арсенал средств детективной и приключенческой литературы, писатель, смог освежить его, приспособив к своим нуждам посредством двух-трех совсем простых операций. Он вводит в свои романы одного постоянного героя, а постоянный герой, как мы уже отмечали, в случае если ему посчастливится привлечь к себе внимание, всегда источник верной прибыли, так как публика привыкает к нему как к хорошо знакомому и близкому человеку, которому прощают даже слабости. Единственно новое качество, которым отличается герой Брюса, — это его профессия: он шпион высокого класса. А единственный шпион в литературной своре гангстеров и полицейских инспекторов — нечто бросающееся в глаза и вызывающее любопытство. Помимо этого, автор старается избежать модного в те годы стремления создавать сложный и противоречивый характер. Ничего сложного, а тем более противоречивого нет в этой ходячей схеме сверхчеловека, побеждающего всех и вся, каким и является образ шпиона, состряпанный Брюсом. Но в мире, где обыкновенный средний человек постоянно и неизбежно терпит поражение за поражением, именно у такого сильного и элементарного героя есть все шансы очаровать обывателя.
Справившись с задачей создания тривиального, но напряженного в своих ситуациях повествования и дав жизнь душевно пустому, но привлекательному своими решительными и эффективными действиями персонажу, писатель умеет придать своим высосанным из пальца историям и характерам документальную правдивость. Он заявляет в печати, что каждая из его книг была задумана, а нередко и написана на самом месте действия — в Бангкоке, Москве или Лас-Вегасе. А на последней обложке каждого из романов читатель неизменно видит ухмыляющуюся физиономию мсье Брюса, сфотографированного на аэродроме перед готовым к вылету самолетом. Так затасканная небылица получает заманчивый привкус достоверности. Публика в восторге от мысли, что ей предстоят встречи с экзотическими странами и людьми, точно и добросовестно изученными и описанными неутомимым путешественником мсье Брюсом.
В сущности, даже это открытие не является новым. Еще Жорж Сименон имел привычку писать каждый из своих романов в разных местах, проводя половину своего времени в скитаниях по незнакомым городам, а другую половину — сидя за письменным столом в отеле. Правда, у Сименона просто страсть давать интервью, раскрывая в них что нужно и что не нужно. И аудитория очень быстро поняла из собственных признаний автора, что, в сущности, он бродит по городам, ничего не видя вокруг, весь уйдя в мысли об очередном романе. Стало ясно также, что, когда Сименон избирает какую-то страну местом действия, он пользуется не своими собственными, непосредственными впечатлениями, а географическими картами, планами города, путеводителями и телефонными книгами, в которых черпает необходимые сведения об улицах, отелях и людях. Наконец, писатель в своей страсти давать интервью дошел до прямого признания в том, что все события и лица в его романах — плод воображения.