Чёрный Рыцарь
Шрифт:
— Это значит «нет»? — спрашивает Эйден.
— По крайней мере, мы пытались. — Коул садится на стул рядом со мной. — Это будет чертовски долгая ночь.
— К черту это. — Эйден садится по другую сторону от меня. — Я не должен быть здесь.
— Он прислал мне сообщение, в котором сообщил, что она согласилась переспать с ним сегодня. Первое свидание и все такое. — я смеюсь, но в этом нет юмора. — Она, блядь, сказала «да», и я освободил ее от обещания, которое всегда держал над ее головой. — я пытаюсь сделать глоток из бутылки, но Коул
— Ты начнёшь блевать, а я не в настроении убирать это дерьмо.
— Он имеет в виду, помимо того, что нянчится с твоей вечеринкой по поводу жалости к себе, — добавляет Эйден.
Я падаю на кровать и смотрю в потолок.
— Я освободил ее от себя.
— Как думаешь, ты поступил правильно? — Коул смотрит на меня сверху вниз своими гребаными зелеными глазами, и меня так и подмывает выколоть их и, может, положить в банку.
— Да.
Мой голос срывается, и я прикрываю глаза тыльной стороной ладони, пряча влагу, которая собирается там.
Нет.
Каким-то образом я засыпаю и каким-то образом вижу ее во сне.
Она всегда снится мне, когда я нахожусь на самом дне, и на самом пике.
Вместо идиотского присутствия Эйдена и Коула нежные руки отводят мою руку от лица. Бездушные зеленые глаза Коула сменяются ее мягкими, манящими.
В их блеске тоже стоит влага, будто ей тоже хочется заплакать.
Ким в моих снах — это игра воображения. Она выглядит такой настоящей, прикасаясь ко мне, гладя меня по волосам, как делала это в детстве.
Некоторые из моих любимых воспоминаний всегда начинаются с того, как я кладу голову ей на колени, она гладит меня по волосам, и я выбираю для нее гребаный зеленый M&M, прежде чем съесть другие цвета.
Затем я кормлю ее фисташковым мороженым, пока она читает вслух свои волшебные истории о волшебниках, принцах и королевствах.
И рыцарях.
О куче рыцарях. Даже если их не было, она их придумывала и вставляла повсюду.
Мой рыцарь, так она называла меня.
Теперь я ржавый, без доспехов и меча.
Я отказался быть ее рыцарем, став Войной.
— Почему ты снова напился? — спрашивает она ломким голосом. — Что произошло с твоей рукой?
— Ш-ш-ш, не порть все. Просто оставайся такой.
Я поднимаю голову и кладу ее ей на колени так, чтобы смотреть на нее снизу вверх.
Кимберли из моих снов всегда говорит мне, какой я хреновый и что я могу стать лучше, как и раньше. Я могу стать рыцарем вместо Войны.
Но не сегодня. Сегодня все испорчено.
Сегодня она с Ронаном, и я ничего не могу с этим поделать. Сегодня у меня Коул и Эйден в качестве опекунов, потому что они не хотят, чтобы я совершил какое-то глупое
Я протягиваю руку и касаюсь пальцами ее щеки. Она дрожит под моей кожей, словно всегда хотела, чтобы я это сделал. Моя ладонь горит из-за пореза, но я почти не чувствую этого.
— Ты такая красивая, Грин, и я чертовски ненавижу тебя за это.
— Ксан... — мое прозвище застревает у нее во рту, будто она не хочет его произносить. — Какого черта? Ты не должен так меня называть.
— И ты не должна быть здесь. Я освободил тебя.
— Что, если я не хочу быть освобождённой?
— Ты мазохистка, не так ли?
— Возможно.
— Возможно, а? — я улыбаюсь. — Я собираюсь сделать с тобой плохие вещи.
Я возненавижу это утром, и возненавижу себя за это, но если я получу это только во сне, то так тому и быть.
Ее глаза расширяются.
— П-плохие вещи, такие как что?
Я поднимаю голову и обхватываю рукой ее затылок.
— Как это.
Мои губы встречаются с ее губами, и я наслаждаюсь ею так, как всегда, хотел.
Я принимаю искушение, от которого всегда убегал.
Глава 16
Кимберли
Поцелуи всегда были для меня фантазией. Всепоглощающей страстью, потребностью в большем.
Кстати, я виню в этом любовные романы.
В тот день на вечеринке у Ронана я думала, что знаю, что такое поцелуи. Немного страсти, немного силы, много горя.
Теперь, когда Ксандер овладевает моим ртом, в меня просачивается другой тип эмоций.
Отчаяние.
Это правильное слово. Это единственная эмоция, которая пронизывает меня, и делает это с разрушительной силой.
Я позволяю ему поцеловать меня, будто это наш первый и последний поцелуй. Мне все равно, если у нас никогда и ничего не будет после этого, пока он целует меня с этим отчаянием и потребностью владеть мной, быть со мной.
У него вкус водки и мяты, сильная смесь, которая бьет прямо в грудь. Я глубоко вдыхаю его и не осмеливаюсь выдохнуть, боясь, что этот момент закончится, и мы вернемся в наши разные миры, словно нам никогда не суждено было быть.
Когда Мари сказала мне, что обезьянка Кир ушёл к нему переночевать, я, возможно, прокляла своего младшего брата.
После сообщения, которое Ксандер отправил мне, вновь нагло оттолкнув, я была готова к своим комфортным К-драмам и мрачному плейлисту.
При мысли, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, мне захотелось заплакать, но я так старалась все это время не зарыдать, так что сейчас я этого делать не буду.
Туман становится сильнее, когда я плачу, и он кормил его без остановки в течение многих лет.