Черный рыцарь

Медейрос Тереза

Ровена кусала губу и пыталась сдержать слезы.

— Вы и вправду хотите сделать то, в чем пытаетесь уверить моего отца?

Ее слезы оказались столь же отрезвляющими, как поток холодной воды. Гарет зарылся лицом в ее волосы.

— Я знаю, какая ты. Я уже знал таких раньше. Нежная и сладкая и так же смертельна, как отравленный мед. Если бы только твой отец знал, сколько сил мне понадобилось… Ни один мужчина в зале не осмелится обвинить меня за это. — Его горячие губы скользили по ее виску.

— Не смейтесь надо мной, — выдавила она. — Вы лишь использовали меня. Вы пригласили моего отца, чтобы унизить нас обоих в вашей хитрой игре.

Вы притащили мою семью сюда в зимнюю пору, изголодавшихся и замерзших, зная, что в любое время их может настигнуть снежная буря.

— Почему ты защищаешь своего отца? — пробормотал он в ее волосы.

— Почему вы ненавидите его?

Гарет не отвечал. Его рот скользил по крошечным волоскам на ее виске, вниз, к уголку ее рта.

— Не расположили ли вы мою семью в комнате рядом? — Она спешила остановить его, прежде чем ей достанется вкус эля на его языке. — Чтобы они могли слышать мои мольбы и крики? Нет, Гарет, если вы хотите сделать из меня шлюху, вам придется сделать это в тишине, ибо я клянусь, что с моих губ не сорвется ни один вскрик.

Он схватил ее за руки.

— Если ты думаешь, что я не могу заставить тебя кричать, ты ошибаешься. — Его глаза говорили ей, что он имеет в виду не крик боли.

Ровена не успела вдохнуть, как его губы припали к ее рту. Она решилась сопротивляться, приготовившись даже к возможному наказанию за это. Но она никак не ожидала того, что произошло. Когда их губы встретились, весь его жестокий напор уступил место нежности столь же обезоруживающей, как и могущественной. Его язык коснулся ее губ, затем проник внутрь, неспешно наслаждаясь ее сладостью. Когда его пальцы сплелись с ее пальцами, Ровена тщетно пыталась обрести в себе внутреннюю опору, способную удержать от погружения в поглощающее ее море новых ощущений.

Его темная голова опускалась вниз, отодвигая рубашку, пока его рот не коснулся нежной вершины ее груди в ласке, не имеющей никакого отношения к тому грубому прикосновению в большом зале. Ее сосок вздрогнул и сжался под его языком. Она тихо застонала от немыслимого наслаждения и стыда, смешавшихся в ней. Этот тихий звук заставил Гарета поднять голову. Глаза Ровены были крепко зажмурены. Он тронул ее за подбородок, прося открыть их. Даже затуманенные слезами, ее глаза не потеряли своего блеска. В них все еще сияло то доверие, с которым она встретила его поцелуй в большом зале, доверие оскорбленное и подорванное, но все еще не сдающееся. Он уже видел когда-то такой взгляд голубых глаз, наполняющихся слезами. Ее доверие было непобедимым оружием. Оно уже одержало верх над нищетой и предательством с таким достоинством, которое было почти недоступно его пониманию. А теперь оно берет верх и над ним. Если бы он был мужчиной, способным упрашивать, он, может быть, смог бы умолить Ровену открыться навстречу его мятущейся душе и позволить ему погасить свою горечь ее исцеляющей теплотой.

Она дышала тихо-тихо.

Он откатился от нее, не произнося ни слова, и сел на краю кровати.

Ровене стало холодно. Она подтянула рубашку к шее и тоже села, прикусив губу, слегка припухшую. Ее пальцы тронули один из жестких шрамов на его спине.

— Гарет, пожалуйста…

Он дернулся, как будто ее прикосновение обожгло его. Теперь менее всего он был способен выполнять какие-либо просьбы.

— Убирайся. Оставь меня в покое.

Если бы Гарет мог догадаться, о чем хотела просить его Ровена, он, может быть, поступил бы иначе. Она хотела лишь умолять его быть добрым

к ней. Она готова была заплатить любую цену, лишь бы он не отворачивался от нее. Но при его словах рука ее бессильно упала, как падает увядший цветок.

В тишине послышались тихие шаги, ее шаги. Со скрипом открылась дверь.

Гарет, не видя Ровены, ощущал напряженную прямоту ее спины, слыша уязвленную гордость в ее голосе.

— Я, может быть, не могу произнести по буквам мое имя, но я не настолько глупа, чтобы не видеть истины. Во всей Англии есть лишь один человек, которого вы так же ненавидите. Это рыцарь, которого вы застигли с вашей драгоценной Илэйн.

Гарет хотел повернуться, чтобы в самое ухо прокричать ей настоящую правду. Броситься к ней через спальню и трясти ее, пока она не поймет, кто есть ее отец, проклятый Линдсей Фордайс, на самом деле. Но вместо этого он сидел, уставившись на свои руки.

— Несмотря на вашу ненависть к папе, вы хорошо обращались со мной. Почему вы хотите, чтобы он думал о вас иначе, я не знаю. И не могу представить, что я сделала, чтобы вызвать в вас такую ненависть ко мне.

Дверь окончательно закрылась за ней.

— Во мне нет ненависти к тебе, — произнес Гарет в пустой комнате. Слова, последовавшие за этим, были лишь шепотом в его сознании, звучавшим в нем, когда он прижал ладони к своим ноющим вискам.

Ровена шла по бесконечным коридорам, глухая ко всему, кроме потрескивания угасающих факелов. Храп и стоны, доносившиеся из-за закрытых дверей, придавали ощущение нереальности этим еще темным утренним часам. Казалось, это эхо, доносившееся к ней из глубины далекого прошлого. Темные коридоры становились все длиннее и длиннее.

— Святая Матерь Божия! — воскликнула Ровена, когда в темном дверном проеме показалась Марли. Восклицание, сорвавшееся с губ Ровены, остановило сестру Гарета. — Не смотри на меня так обиженно. Марли. Неужели ты все еще не поняла, что мне до смерти надоели твои постоянные засады? Что ты подстерегаешь меня, как мрачная смерть? Я устала от этого.

Марли загородила ей путь, но Ровена легко отодвинула ее.

— Оставь меня в покое. — Она повторила слова Гарета, сама не осознавая этого.

— Подожди. — Марли схватила ее за руку. — Тут есть кто-то, кого ты непременно должна увидеть.

Ровена взглянула в дверной проем и отбросила руку Марли.

— Твой очередной розыгрыш? Там прячется Блэйн, готовый изнасиловать меня? Или, может быть, призрак леди Илэйн, лежащей на кровати с мечом в груди?

— Ровена, пожалуйста.

Умолять было совсем не в обычае этой дикарки. Рука Ровены скользнула под волосы Марли и отбросила их с ее лица. Марли отпрянула, но Ровена успела увидеть все, что хотела. Похоже, Марли в виде исключения говорила правду. Пораженная собственным поступком, Ровена отпустила волосы своей собеседницы и коротко кивнула. Марли схватила ее за руку и потянула за собой.

Теперь в спальне Илэйн не было синего отсвета дневного солнца, просачивающегося сквозь занавеси. Вместо него по стенам метались тени, отбрасываемые сальной свечой, загороженной прозрачными роговыми пластинками. Ровена напрягала зрение, пытаясь оглядеться в полутьме. Дверь за нею захлопнулась. Почти сразу скрипнула дверца знакомого шкафа, и горячие влажные губы чмокнули ее в щеку. В первое мгновение она подумала, что Марли все же проявила свое извращенное чувство юмора. Но поцелуй Блэйна, даже в самой грубой форме, не мог быть настолько лишен изящества, как этот.