Черный список деда Мазая
Шрифт:
– Да, именно, – кивнула Нелидова. – Севонька так похож на Никиту! Он необычайно светлый мальчик!
Я спросила:
– Светлана Иосифовна, вы покупаете в скупке вещи?
– Откуда ты знаешь? – удивилась она.
– Зачем вам, вполне обеспеченной даме, заглядывать в комиссионку? – вопросом на вопрос ответила я.
Педагог не смутилась.
– Фрося, естественно, я беру там одежду не для себя.
– А для кого? – не отставала я.
Нелидова аккуратно отодвинула чашку, так и не пригубив чай.
– Севочка основал фонд «Помоги жертве». Некоторые люди становятся злыми
Я кивнула, а Нелидова внезапно рассердилась:
– Не надо снисходительных гримас! Люди должны отдыхать, иначе они умрут от перенапряжения. У Всеволода лучшие клубы в Москве, их посещает элита. Сева решил использовать этих, как нынче принято выражаться, звезд. Он собирал деньги для своих подопечных, тех, кто пострадал от жестоких родителей, покупал подросткам квартиры, машины.
– Да ну? – восхитилась я. – Прямо настоящий Робин Гуд!
– Тот был разбойник! – подскочила Нелидова. – Вот уж неподходящее сравнение! Ничего общего с Севочкой! Мальчик никого не грабит, отдает свое, а если берет у другого человека, то просит. Я тоже захотела поучаствовать в его фонде, решила не остаться в стороне от благородного дела, спросила, что я могу сделать. У Севы открыта бесплатная столовая, он там изголодавшихся сирот кормит. Может, постоять на раздаче супа?
Мальчик ответил: «Бабуля, на кухне жарко, ты устанешь, еще, не дай бог, заболеешь. Вот тебе адрес магазина, он находится недалеко от Бронной улицы. Там за небольшие деньги можно приобрести милые вещи, которым обрадуются неизбалованные тинейджеры. Не трать много. Давай сделаем так: соберешься в лавку, позвони мне, я тебя сориентирую. Но будь внимательна, бери лишь новые шмотки».
– И вы стали заглядывать в скупку? – вздохнула я.
– Раз или два в месяц забегала, – кивнула Светлана Иосифовна, – увижу симпатичную блузочку, и соединяюсь с Севочкой, а он уж говорит, брать или нет. Я-то чужие размеры не знаю, а мальчик в курсе, кому чего нужно. Иногда я ему про пальтишко сообщаю, а он в ответ: «Нет, бабуля, сейчас у меня в приюте девочка мечтает о новой кофточке, поищи для нее».
Я открыла сумку, достала оттуда фотографию и положила перед Нелидовой.
– Узнаете?
– Ну конечно, – тут же подтвердила она, – я приобрела эти туфли по просьбе Севы. Поскольку я стала в скупке постоянной покупательницей, продавщицы мне кое-что откладывали, я им рассказала про благотворительный фонд, и девушки прониклись. Эти туфельки они для меня придержали, уж больно хороши, совершенно новые, ни внутри, ни снаружи никаких следов носки. Набойки и профилактика не тронуты, кожа наимягчайшая. Сразу видно, делал дорогой мастер, итальянец. Вон там, видишь, на стельке фамилия латинскими буквами указана. Правда, стоили лодочки дорого, две тысячи.
– Две тысячи! – эхом повторила я, произведя в уме вычитание.
У Жеки-то сыночек взял семьдесят пять тысяч рублей!
– В магазине я, как правило, больше пятисот рублей не оставляла, – откровенничала Светлана Иосифовна, – а тут сразу две тысячи, и туфли не молодежные, классические. Но продавщицы активно советовали брать, одна из них, Машенька, сказала: «Светлана Иосифовна, поверьте, обувь шикарная, мы б ее сами взяли, но никому по размеру не подходит. Если подростки из фонда не захотят носить, себе оставьте». Да только у меня полный тридцать девятый.
– Хорошо, что замечательные туфельки вам не подошли, – тихо произнесла я.
Нелидова, похоже, не услышала моего замечания.
– Севонька очень обрадовался: «Хватай, бабуля, я знаю, кому они по вкусу придутся. Я тебе деньги верну!»
Светлана Иосифовна внезапно гордо вскинула голову.
– Вот еще! Я не нищая! Могу помочь тем, с кем жизнь жестоко обошлась. Так и сказала Севочке: «Двух тысяч для несчастных детей не жаль. Постоянно тратить такие суммы мне затруднительно, а один раз, учитывая красоту и качество обуви, вполне могу».
Глава 30
Я вышла на лестничную клетку в разобранном состоянии. Несмотря на мои слова о том, что Светлану Иосифовну не пустят в больницу, она собралась завтра непременно поехать к любимому внуку. Следовало рассказать ей правду о «милом мальчике», описать его комнату, кстати, самую большую в квартире, разоблачить владельца сети развлекательных учреждений, сообщить, что никакого фонда «Помоги жертве» и в помине нет, а приобретенные сердобольной бабушкой тряпки и мелочи Сева дарит своим постоянно меняющимся любовницам-нимфеткам. Но я не смогла этого сделать. Почему? Не хватило духа. Ну как открыть Нелидовой нелицеприятную истину?
– Фрося, – неожиданно произнес тихий голос.
Ко мне давно никто так не обращался, я теперь Лампа.
– Узнаешь меня? – спросила женщина.
Я вгляделась в полумрак лестницы.
– Простите, здесь тусклая лампочка, вижу лишь очертания сидящей на подоконнике фигуры.
Темный силуэт зашевелился, приблизился, попал в круг тусклого света, и я воскликнула:
– Юля! Сколько лет, сколько зим!
– Много, – усмехнулась Ребятова. – Радостно, что мы пока способны узнать друг друга. В январе я столкнулась в магазине с Ритой Воробьевой, так поверить не могла, что это она, даже после того, как бывшая виолончель мне свою визитку сунула. Она теперь торгует коврами.
Я не поверила своим ушам.
– Воробьева продает паласы?
Ребятова кивнула.
– Ничего удивительного. После того как наш оркестр расформировали, три четверти членов коллектива перестали заниматься музыкой. Ты в «Одноклассники» или на «Фейсбук» ходишь?
– Нет, использую Интернет исключительно как поисковую систему и почту, – призналась я.
Юлия сделала шаг вперед.
– А я часто в социальных сетях зависаю, и наших там полно. Корчагин теперь закупает бытовую технику, Марина Ремизова дает частные уроки музыки, Юра Михайлов квартиры ремонтирует, Катя Савельева переехала с мужем в Омск, Витя Малышев, правда, работает в Болгарии в оркестре.