Черный список
Шрифт:
– Знаете, Владислав, этот Сережа мне кажется славным мальчиком. Он какой-то удивительно непохожий на сыщиков, которых я знала.
– Чем же?
– А у него гонора нет. Может, он просто молодой еще. Он ведь работает всего восемь месяцев, и за все это время у него не было ни одного серьезного раскрытого преступления. Так, по мелочи, он, конечно, что-то раскрывает, но все, что было серьезного, у него «висит». Он ужасно переживает из-за этого. Зверское убийство двух проституток – не раскрыто. Взрыв в ночном ресторане с казино – не раскрыт. А ему так хочется, чтобы у него хоть что-то получилось.
– Господи, Таня, откуда вы все это
– Ну, это смотря как разговаривать, – усмехнулась она. – Некоторым на сбор таких сведений и двух часов не хватит. Не забывайте, я же следователь, у меня все беседы по графику проходят. Один человек вызван на десять часов, а следующий – на одиннадцать. И будь любезна, Татьяна Григорьевна, уложиться в отведенное время. Не сумела получить нужную информацию – грош тебе цена. Человек, который тебя ждет в коридоре, понимает, что ты растяпа.
– Да бросьте, Танечка. Спокон веку считалось полезным помариновать допрашиваемого под дверью, чтобы страху понюхал. А если их всех вовремя принимать, то они, чего доброго, подумают, что у вас и забот-то других нет, кроме как их ждать и с ними разговаривать.
– Не знаю, не знаю. – Она покачала головой. – У меня другая позиция по этому вопросу.
– И какая же?
– Если человек умеет правильно распоряжаться временем, это означает, что он – четкий, строгий, обязательный, собранный, его ни заболтать, ни отвлечь, ни лапшу ему навешать невозможно. Я, во всяком случае, создала себе именно такую репутацию и очень ее берегу.
– И помогает в работе? – Я не сумел сдержать скепсис, прорвавшийся в интонации, и Татьяна поморщилась.
– Представьте себе. Я не имею права забывать о своей внешности, поэтому, если я не буду создавать себе соответствующую репутацию, меня вообще всерьез воспринимать не будут. Вам, Владислав, повезло, вы высоченный и широкоплечий, а я толстая…
– Танечка, – укоризненно перебил я ее, хотя самому было ужасно неловко, как всегда бывает, когда другие не просто читают твои мысли, но и произносят их вслух.
– Что – Танечка? Вы же не станете утверждать, что я – миниатюрная и стройная. Во мне как минимум двадцать лишних килограммов веса. Так вот, если женщина с моей внешностью будет демонстрировать нечеткость и несобранность, иначе как глупой курицей ее не назовут. В моем случае обязывает не только положение.
Я, к своему ужасу, почувствовал, что у меня горят щеки, и с радостью подумал, что, слава богу, на улице совсем темно. Мы уже ушли от освещенной центральной части и сейчас подходили к своей тихой Первомайской улице, застроенной одно– и двухэтажными домиками в окружении пышных садов. Навстречу нам не попадалось ни одного человека, и не мудрено – первый час ночи. Только за спиной я слышал шаги запоздалых прохожих, двигавшихся в том же направлении, что и мы.
Развивать тему о внешних данных моей спутницы мне не хотелось, поэтому я снова перевел разговор на убийства.
– Сергей не сказал, удалось ему выяснить что-нибудь о том, как Ольга провела вчерашний день? – спросил я.
– Очень немногое. Поговорить с Довжук он не успел: когда он пришел в гостиницу, пресс-конференция уже началась, и ему сказали, что Людмила отдыхает и просила не беспокоить. Зато он нашел сотрудника оргкомитета, который ждал опаздывавшую Ольгу в холле. Этот человек рассказал, что, когда к началу пресс-конференции по «Армейской жене» Доренко не появилась, его послали встречать
– А в сумке в самом деле были помидоры и зелень?
– Нет, там было что-то небольшое, вроде книги. Геночка, разумеется, в сумку не заглядывал, на глазок прикинул. Он помнит, что у Ольги через плечо висела крохотная дамская сумочка на ремешке-цепочке, в нее, кроме кошелька и пудреницы, ничего больше не помещается, поэтому он и не удивился, что предметы чуть покрупнее она носит в пластиковой сумке.
– Очень странно. Куда же она ходила? Откуда принесла эту книгу? Да еще и опоздала, что на нее совсем не похоже.
– Может быть, она ходила на пляж, посидеть у моря, подышать воздухом, почитать. Книгу с собой брала, зачиталась, не заметила, как время пробежало, – предположила Татьяна, но не очень уверенным тоном. Видно, и ей такое объяснение показалось смешным.
– Танечка, вы перепутали Ольгу с моей дочерью, – засмеялся я.
Шаги за спиной послышались совсем близко, и я вдруг вспомнил о том, что мы идем очень медленно. Но у нас на то были свои причины, а почему же эти запоздалые прохожие нас не обгоняют? Заслушались нашим разговором, поняли, что мы обсуждаем сенсационные убийства? Этого еще не хватало!
Я крепче сжал локоть Татьяны и увлек ее к забору, над которым возвышались густые ветки какого-то плодового дерева, свешиваясь прямо на улицу.
– Обнимите меня, – прошептал я ей на ухо. – Давайте сделаем вид, что мы целуемся. Пусть они пройдут мимо.
Она послушно встала рядом и закинула свои полные руки мне на шею. Шаги затихли метрах в трех от нас, я различил в темноте три фигуры, кажется, это были подростки или очень невысокие молодые мужчины. Судя по всему, они и не собирались проходить мимо. Мне стало не по себе.
Я обнял Таню и стал осторожно ее целовать, с удивлением отмечая, что это оказалось очень приятным делом. Кожа у нее была бархатистой, а губы – сладкими, словно она только что съела конфету. Темные фигуры стояли неподвижно. Черт возьми, чего они тут дожидаются? Послушали умные разговоры, а теперь надеются, что мы им покажем половой акт в натуре?
– Мужики, проходите мимо, не смущайте даму, – сказал я, отрываясь от упругих Таниных губ.
В ответ раздалось фырканье, потом парни заржали и демонстративно медленно удалились. Мы постояли обнявшись еще некоторое время, пока их шаги не стихли в конце улицы.