Черный свет.Обыкновенная мёмба
Шрифт:
Виктор ничего не ответил. Должно быть, поэтому все примолкли, вспоминая Мёмбу и пережитое. Что ж… Жизнь есть жизнь. Она сталкивает людей и разводит их, принося грусть и разлуку. Но в жизни есть и хорошее — постоянная надежда, что могут быть и новые встречи.
Еще древние мудрецы заметили, что молчать слишком долго не только неприлично, но даже невозможно. Но если это необходимо, нужно хотя бы смотреть на что-нибудь или слушать. Слушать было нечего — корабль летел тихо и сосредоточенно. Смотреть друг на друга не слишком интересно. Поэтому все
Глава одиннадцатая
НЫРОК В НЕИЗВЕСТНОСТЬ
На экране не происходило ничего интересного: набегали и расходились разноцветные световые полосы. В их линиях и спектрах, как рыба в неводе, иной раз показывались некие далекие планеты. Иной раз появлялись ослепительные неизвестные солнца неизвестных солнечных систем. Они излучали столько света, что корабль некоторое время слегка гудел от натуги, пробиваясь сквозь световые потоки.
Но в целом полет проходил как-то уж слишком спокойно и буднично. А это всегда вызывает тревогу — не может же быть, чтобы все в жизни шло как по маслу. Тем более в космосе, и особенно при такой невероятной, околосветовой, скорости. И тем не менее полет продолжался без приключений.
Ребята решительно не знали, чем себя занять. Первым не выдержал робот. Его построили для запрограммированных действий. Он был построен для того, чтобы действовать. А он бездействовал, и, вполне возможно, от этого у него перегревались какие-нибудь электронные внутренности.
Видимо, именно поэтому робот спросил:
— Какие будут указания?
Ребята переглянулись, и Валя обратилась к Виктору:
— Скажи ему что-нибудь… А то как пристанет.
— Так я же не знаю… что говорить.
— Но ведь ты же командир! Ты и должен придумать.
— Кто командир? — удивился Виктор.
— Ты.
— Почему я?
— Потому что, когда мы сюда летели, ты был командиром, значит, когда мы летим отсюда, ты тоже должен быть командиром. — И, перехватив недоуменный взгляд Виктора, пояснила: — Но у тебя же опыт. Ты же знаешь, как это делается. Вот я, например, совершенно не представляю, как это — командовать…
— Ладно. Спрошу, — кивнул Виктор и обратился к роботу: — Скажите, а как вы определили, что нам лететь еще пять часов?
— Так составлена программа.
— А если случится что-либо непредвиденное?
— Непредвиденное тоже запрограммировано. В программе нет только катастрофы. Но для катастроф программ и не требуется.
В роботе, видно, что-то прогрелось и поэтому стало на свои места, он говорил совершенно правильно и убийственно точно.
— А кто же нам сообщит эту программу? — допытывался Виктор, постепенно понимая, что серебряные люди, кажется, дали им неплохого спутника.
— Она вложена в приборы и в автопилот. Кое-что знаю я. — Робот подумал и сообщил: — Я советую передвинуться поближе к пульту. По расчету времени, хвостовая часть корабля должна уже проаннигилировать.
Валя тревожно взглянула на Виктора:
— Что он
— Он говорит, что часть нашего корабля в полете сократится, проаннигилирует, и поэтому нужно приблизиться к пульту: наверное, помещение уменьшится.
— Этак мы окажемся прямо в космосе, — опасливо протянула Валя и первая пересела в кресло за пультом.
— Ну и что? — усмехнулся Андрей. — Летели же мы в сплошной невесомости? И тут справимся.
Уверенность всегда хороша, и потому неприятное предупреждение робота несколько померкло.
— Словом, получается так, что нам, всем троим, и делать нечего? Да? Все запрограммировано, все продумано?
— Не знаю, как получается, — словом, программа правильно составлена, — сухо ответил робот.
— Ну вот. — Виктор обратился к Вале: — Сама видишь — командиру делать нечего, и я перейду на положение рядового путешественника. Кстати, а есть ли на корабле какие-нибудь обзорные люки? Скучно же лететь вот так… почти вслепую.
— Люки задраены. Экран дает полную информацию. Следите. — Робот сказал это явно недовольно. Ему, кажется, начинали надоедать эти несмышленые пассажиры, для которых созданы все условия безопасного путешествия, а им и того мало.
И как раз в это время экран стал стремительно светлеть, как бы наливаться опасным ослепительным светом, а по кораблю пронесся первый приступ еще мелкой, словно примеривающейся дрожи. Похоже, корабль наткнулся на какое-то препятствие и старательно преодолевал его.
Валя тревожно посмотрела на Виктора. Тот взглянул на робота. А робот, как и положено хорошо запрограммированной машине, молча ждал приказаний. Мыслить он мог. А вот чувствовать — ему не дано…
Между тем с кораблем творилось нечто непонятное. Впрочем, как и с его пассажирами: их непреодолимо тянуло к пульту и тела стали наливаться тяжестью. Виктор подозрительно спросил у робота:
— Появились космические перегрузки. Гравитационные перегрузки. Почему? Что делать, чтобы их избежать?
— Космических перегрузок быть не может. Корабль гравитационно отцентрован. Не может быть и состояния невесомости. Все продумано.
Но у ребят стали отвисать челюсти и вытягиваться лица. Говорить становилось все трудней. Впрочем, как и дышать. А роботу — хоть бы что! Он стоял непоколебимой грудой умного металла, спокойно опустив свои руки-клещи, руки-манипуляторы. Хоть бы глаза у него были, чтобы можно было заглянуть в них… Но робот был хорошо продуман и скомпонован: ничего лишнего.
А корабль стал гудеть и дрожать все сильней, и свет на экране все усиливался. Несмотря на перегрузки, Андрей понял, что происходит нечто не совсем понятное, и побледнел, точнее, посерел. Валя умоляюще смотрела на Виктора, и он, перехватив этот взгляд, понял, что нужно что-то придумывать. Но придумать ничего не мог. Ведь он, в сущности, очень мало знал корабль, слабо разбирался в том, что с ними происходит. Ясно было только одно: корабль теряет скорость, он словно увязает в чем-то непонятном.