Черный Янгар
Шрифт:
– Глупый…
Ее смех звучал в ушах, даже когда забытье отпускало. Тогда Янгар вываливался в душный смрад подвала. Он снова ощущал изодранное тело, стискивал зубы, сдерживал стон и заставлял себя улыбаться.
Тридуба это злило.
– Где? – Вопрос всегда один и тот же.
– Не… не з-знаю. – Его собственная речь становится похожей на змеиное шипение. Язык сухой, распухший, царапает изодранное нёбо.
И в кровавом тумане плавится разум.
Вот Ерхо Ину с любимой плетью, которая порой сменяется
– Где?
Железо прижимается к коже, дарит огненную злую ласку.
– Где?
– Н-не…
Ожоги расползаются, скрывая шрамы. И поверх них танцует нож.
– Я же обещал, что шкуру с тебя спущу, змееныш… Где?
Лицо Ерхо Ину плавится, с него сползает кожа. И Янгар с удивлением видит перед собой хозяина.
– Сбежать думал? – смеется Хазмат, скалит желтоватые острые зубы. Десны его побелели, а в зубах застряли крошки жевательного табака. – Куда тебе бежать, мальчик?
Он тянется к Янгару, и в руках его ошейник.
– Нет! – Янгар пытается отстраниться, но он связан, опутан по рукам и ногам.
– Да.
Раскаленная полоса обвивает шею. И громко щелкает замок.
– Никто не уходил от Хазмата! – Хозяин весел. Он запрокидывает голову, и на горле его виднеется бурая линия шрама.
– Ты мертв!
– Ты тоже, – возражает Хазмат, трогая рубец руками. – Ты умер рабом. Моим рабом. И теперь принадлежишь мне.
– Нет!
– Тише. – Смуглая ладонь Хазмата с внезапной нежностью касается щеки. От нее пахнет цветочным маслом. И Янгар тянется за этой ладонью, умоляя не оставлять его.
…Не мужская ладонь – женская.
– Тише, – повторяет Пиркко, сменившая Хазмата.
Ныне она без серебряной маски, и лишь красная краска лежит на губах ее, яркая, словно рябина зимой.
– Зачем ты себя мучаешь? – Пиркко наливает в чашку вино и подносит к губам. Она без страха и отвращения касается грязных волос Янгара. Гладит его щеки, вытирает белоснежным рукавом испарину. – Пей.
Она держит чашу осторожно.
Терпелива.
Янгар пьет, пытаясь отрешиться от боли, которую испытывает его несчастное тело.
– Пей, бедный сын Полоза. – В синих глазах искреннее сочувствие. – Мне жаль, что так вышло.
Она наклоняется и шепчет на ухо, так, что никто больше не слышит. Да и есть ли кто-то в подвале?
– Ты… поможешь? – Слова даются с трудом. И голос сорван.
– Конечно, я помогу. Я пришла, чтобы помочь тебе.
– С…спасибо.
– Не спеши, Янгар. – Пиркко отставляет чашу. – Я не смогу тебя вывести отсюда. Как не смогу удержать руку отца. Он… сложный человек.
Она кладет пальцы на пятно свежего ожога и поднимается на цыпочки, заглядывая в глаза.
– Скажи ему то, что он хочет знать.
– Нет.
– Скажи. – Пиркко
Да. Кто не хочет жить?
– Конечно, я по глазам твоим вижу. Мой муж готов простить тебя…
Она улыбается уголками губ. И в глазах ее Янгар видит жадное животное желание. Пальцы же Пиркко раздирают раны.
– Ты хорошо выносишь боль, – признает она, вытирая руку о тот же измаранный его потом рукав. – Но зачем, Янгар?
– Нет.
– Подумай. Отец не отступит, пока не узнает, где спрятана Печать. И с каждым днем он будет все более настойчив.
– Нет.
– И Вилхо, глупый, думает, что папа старается для него. Он позволит сделать с тобой все, что отцу вздумается. – Пиркко не без труда поднимает железный прут, раскаленный добела. – Но если ты проявишь благоразумие, то…
Он пропадает в забытьи раньше, чем прут касается кожи.
– Потерпи. – Ласковые руки лета забирают боль. И Янгар дышит.
Снова трава в россыпях ранних рос. И небо.
Сокол.
Аану.
– Ложись, – просит она, и Янгар подчиняется. – Все пройдет, мальчик, все пройдет, и боль забудется.
Ему все-таки позволяют обернуться.
Не Аану, но женщина с золотыми длинными косами. И глаза незнакомки желты. А тело ниже пояса змеиной золотой чешуей покрыто.
– Когда-то Великий Полоз полюбил смертную женщину, – сказала она.
– Тебя?
– Меня. Это было давно. Он украл мою юность. И разделил со мной зрелость. Выпил старость до дна, а сделав последний глоток, поймал душу. – Она раскрыла ладонь, и Янгар увидел, что та почти прозрачна. Кожа женщины отливала серебром.
– Небесный Кузнец сделал это тело. А мой муж отдал за него десятую часть всех подземных жил.
Волосы ее были холодны. И не волосы – металлические нити, тонкие, звонкие, но живые.
– Золото, – рассмеялась женщина. – Полоз подарил его мне. Ты храбрый мальчик. Мы слышим зов твоей крови. Нашей крови.
В желтых очах змеедевы вспыхивает ярость. И гаснет.
– Потерпи, маленький змей. Все закончится.
– Я умру?
– Ты боишься?
– Нет. Не за себя…
– За ту девушку? У нее свой путь, но идет она ради тебя. В этом весь смысл.
Золотые руки, покрытые узором мелкой чешуи, заставляют раны затянуться.
Во сне нет боли.
– И ты будешь жить ради нее.
– Мне не позволят.
– Позволят, – возразила змеедева. – Они слишком жадны, чтобы дать тебе умереть, не получив ответа на свой вопрос. И когда поймут, то…
Она не успевает сказать.
Золотые косы вдруг обвивают Янгара, словно пытаются защитить золотым коконом от реальности. Но слишком зыбок его сон.
Вновь камера.
Каменная стена.