Черный Янгар
Шрифт:
Он отвернулся, скрывая от меня выражение глаз, но я все равно ощутила его боль.
– А еще у рабов нет семьи.
У меня получилось дотянуться до жестких темных волос.
– Я знал, что отец от меня откажется. Если бы решил убить, я бы не сопротивлялся. Но он даже не глянул в мою сторону. Для него я уже умер. Но остальные – Якки, Талли… Я ведь когда-то учил Талли с лодкой управляться. И в море впервые он на моем корабле вышел. И это вдруг стало не важно.
Олли не отстранился. И я перебирала
Про Пиркко он не говорит. А я не спрашиваю.
– Почему ты от меня не отказалась? – Он подается назад и перехватывает мою руку. – У тебя-то есть причины.
Были. Старые обиды, душные, как слежавшиеся за лето меха, поточенные молью и пылью пропитавшиеся. Стоит ли вытаскивать их?
…Синяя лента для волос, которую я вышивала долго, стараясь, чтобы стежки были ровными, аккуратными, повисла на молоденькой груше. Выбросили ее? Обронили?
Так ли важно? Главное, этот подарок не столь дорог, чтобы беречь его.
…Заливистый смех Пиркко и качели, летящие к небу. Ей шесть, а я на год старше и, спрятавшись в тени, наблюдаю, как Олли раскачивает качели выше и выше. Он высокий и красивый, и мне кажется, что если подойти и попросить, то Олли покатает и меня. Я подхожу, но не успеваю открыть рот. Олли замечает меня:
– Принеси воды, Аану. Душно.
…И очередное его возвращение. От Олли пахнет морем, кожа его почернела от загара, волосы выгорели до рыжины. От смеха его вздрагивает дом, а он, сев на лавку, спешит развязать сумки. Олли привез подарки семье. Всем, кроме меня.
Меня не существовало в его мире. Точнее, была, но… Кто я? Кровная родственница? Служанка?
И я убираю руку, обхватываю холодный железный прут.
– Я бы многое хотел изменить. – Олли трется носом о мои пальцы. – И кое-что попробую. Если получится, мы уйдем.
– Куда?
– Куда-нибудь. – Он улыбается той своей прежней улыбкой, только чуть более безумной, чем обычно. – Главное, чтобы отсюда. Но если не выйдет… Аану, не давай им сломать себя.
Олли разжимает мои пальцы, вцепившиеся в прут.
– Я слышал, что она сказала. Я не знаю, солгала она или сказала правду, но, когда я впервые встретил твоего мужа, он спрашивал не о ней. О тебе.
Возможно. Но было ли это до того, как Янгхаар Каапо увидел мою сестру?
– Ешь. Тебе надо поесть, – сказал Олли и добавил: – Я приду завтра. Никуда не уходи.
– Я постараюсь, – улыбнулась в ответ.
Лишь после его ухода я вспомнила, что овсяные лепешки пекли для рабов. Олли отдал мне собственный ужин. А он и вправду вернулся на следующий день, дождавшись наступления ночи. И до утра просидел, пытаясь справиться с замком. Олли был упрям и возвращался вновь и вновь.
Он говорил. И шутил.
Рассказывал истории, которые, казалось,
Но это не могло длиться долго.
И однажды Олли поймали.
– Дурак, – сказал отец и отвернулся, подав кому-то знак. А я вдруг поняла, что никогда больше не увижу брата.
– Оставь его! – Мой голос дрожал. – Оставь, и я сделаю все, что ты хочешь.
Отец развернулся и ушел.
Ерхо Ину знал, что я и так сделаю все, чего он хочет.
А жалость – она для слабых.
К вечеру следующего дня клетку мою погрузили на повозку – отец подарил диковинного зверя кёнигу.
Глава 42
Должники
Хороший дом был у Ерхо Ину, каменный, высоким частоколом огороженный. Вдоль ограды стража ходит, перекликается. А на ночь во двор выпускают серых волкодавов, и горе тому, кто решит потревожить покой Тридуба.
Хороший дом был у Ерхо Ину.
Надежный.
Вот только прежний хозяин знал его лучше.
Тенью скользнул Янгхаар вдоль стены. Подземный ход, начинавшийся на берегу реки, выводил к конюшне. Сюда охрана если и заглядывала, то нечасто. А сунувшийся было пес – старый, лохматый – лишь заворчал, втянув знакомый звериный запах.
Хороша была охотничья мазь.
Янгар остановился, прислушиваясь.
Тихо.
Дремлют лошади в стойлах. Под навесом, прижавшись друг к другу, спят рабы. Сторожит их надсмотрщик, но он тоже устал и, присев на бочку, прислонился к стене. Глаза его закрыты, а рука, на хлысте лежавшая, повисло безвольно.
Путь к дому был почти свободен.
– Стой! – Янгара окликнули шепотом.
И нож скользнул в руку, готовый оборвать крик, если тот раздастся.
– Я… не стану мешать… сказать хочу.
Человек стоял, согнувшись. Руки и голову его сдавили колодки, которые поставили так, чтобы раб не мог опуститься на колени, но и на ногах ему оставаться было сложно.
– Ты… Янгар?
Он говорил с трудом.
– Олли? – Янгар вдохнул запах немытого тела, старой крови и мочи.
– Я. Тебе следовало… убить меня…
– Обойдешься. Давно здесь?
– Вторые… сутки. Дают отдохнуть… и снова.
Олли разжал кулаки, сведенные судорогой. Дышал он натужно, со свистом. И спина была черна. Кожу с нее снимали аккуратно, опытной, поставленной рукою. Такая не забьет раба, но лишь научит послушанию.
Хазмат в этом деле толк знал, наверное, оценил бы.
– Пей. – Янгар помог приподнять голову и флягу к губам прижал. – Идти сможешь?
Замок сбить просто, но вот вытащить Олли со двора – проблема.