Чёрный занавес

Вулрич Корнелл

Способ, к которому он в конце концов решил прибегнуть, оказался совсем смехотворным, хотя обоим мужчинам было вовсе не до смеха. Дидрич притащил стул и поставил его напротив кресла, к которому был привязан Таунсенд. Сел на него и снова поднял оружие.

Но не выстрелил. Толстяк потерял уверенность в себе. Простым замечанием Таунсенд заставил его придумывать самые невероятные результаты стрельбы и предугадывать их возможные последствия. Нужно было справиться и с другими задачами, кроме траектории пули. Например, как расположить мертвые тела. Если пуля летит определенным образом, то и тело должно лежать в соответствующей позе.

Дидрич не хотел рисковать понапрасну.

Таунсенд на это и рассчитывал. Наконец Дидрич решил пойти по самому, как ему казалось, простому пути. Он поднялся, быстро пересек комнату и, подойдя к письменному столу, выдвинул ящик. Положив револьвер в карман, достал листок бумаги и карандаш. Сообразуясь с планом комнаты, пытался обозначить на листе места, где будет лежать девушка, а где Таунсенд. Он делал наброски, на глаз прикидывая возможный разворот тел при падении, когда пленных настигнет смерть. Таунсенд краем глаза видел поспешные ломаные линии на рисунке. Дидрич работал быстро, как режиссер, выстраивающий мизансцену преступления, которое по замыслу должно произойти экспромтом; преступления, которое будет совершено в горячке самообороны.

Дошло до того, что он, увлекшись, промурлыкал себе под нос:

— Так, ты будешь лежать там, там, там…

Это не было умышленной жестокостью. Но демоны из Дантова ада едва ли отличались большим садизмом, нежели этот проектировщик смерти. Девушка была на грани обморока и едва дышала.

Наконец чертеж был завершен. Дидрич положил его на край стола, чтобы затем сверяться по нему. Бросил взгляд на наручные часы — уточнить, выдерживается ли установленное расписание.

Потом внимательно огляделся вокруг, чтобы удостовериться, все ли в порядке. Ни одна деталь генерального плана не должна быть упущена. Стул, который мог бы помешать ему в «борьбе» с преступником, он опрокинул ногой, и аккуратно переступил через него, стараясь не сдвинуть с места. Встав посреди комнаты, потер руки, чтобы улучшить кровообращение, как это делает хирург, которому предстоит тонкая операция.

Наконец все было готово.

Толстяк наклонился над Рут и запустил руки за спинку кушетки, чтобы развязать узел шнура, обмотавшего ее тело.

Глаза Рут, прикованные к нему, готовы были вылезти из орбит. Затем ее голова откинулась, и она потеряла сознание.

Дидрич, похоже, этого даже не заметил, а если и заметил, то не придал особого значения. Он быстро освободил Рут, подхватил бесчувственное тело и, пошатываясь, вышел на середину комнаты. Руки и ноги девушки пока оставались связанными. Он посадил ее на пол с омерзительно неправдоподобной аккуратностью.

Или она весила больше, чем он ожидал, или еще почему-то, но, не успев развязать ей руки, он закашлялся. Кашель был надрывный и длился, наверное, с минуту, ему даже пришлось опуститься на одно колено, чтобы сохранить равновесие.

Наконец он перевел дыхание, но тут кашель разобрал Таунсенда.

В комнате что-то происходило с воздухом. Контуры предметов теряли свою прямолинейность и дрожали, как в горячем мареве. У Фрэнка невыносимо жгло веки, глаза заливало слезами, и потому фигура Дидрича, казалось, меняла очертания, как в быстро сменяющихся зеркалах комнаты смеха, — то он был высоким и тощим, то низеньким и толстым.

Таунсенд увидел, что Дидрич, продолжая кашлять, подошел к двери и несколько секунд простоял там, то ли прислушиваясь, то ли принюхиваясь. Дверные филенки начали местами вспучиваться, немного погодя раздался треск. Дидрич вздрогнул и распахнул дверь посмотреть, что происходит.

Тут же по его фигуре словно провели гигантской серой кистью, оставив еле видные туманные очертания.

Ужас усиливала мертвая тишина. В комнате нарастало облако плотного темного дыма, видимо не одну минуту копившегося в закрытой смежной комнате, иначе чем объяснить его плотность? Дым быстро распространялся по всему помещению. Все пропало из виду, погрузилось в полумрак. Свет яркой электрической лампочки с трудом пробивался сквозь дымовую завесу.

Таунсенд, почти ослепнув, еле различал призрачную серую фигуру Дидрича, отпрянувшего от двери и вознамерившегося завершить свой злодейский план, несмотря на рвоту, которая сотрясала его тело. Он споткнулся о распростертое тело Рут и растянулся во весь рост на полу. Револьвер выпал из его руки и оказался в нескольких дюймах от Таунсенда, который видел у своих ног оружие, похожее на черную букву «Г» в сгущающемся слоистом дыме. Вот рядом с револьвером появились шарящие вокруг пальцы, непроизвольно сжимавшиеся в кулак, когда тело почти невидимого в клубах дыма Дидрича сотрясалось от кашля.

Таунсенд сделал несколько судорожных попыток оттолкнуть ногой револьвер подальше. Трижды носок ботинка описывал дугу возле револьвера в дюйме от него, но тщетно. Наконец Фрэнк увидел, как желтые скрюченные пальцы нащупали револьвер, жадно схватили и исчезли в пелене дыма.

Вслед за этим появилась мгновенная оранжевая вспышка, раздался грохот выстрела, дым было взвихрился, но осел и стал еще гуще.

Суеверный страх охватил Таунсенда. Перед ним в дымном мраке возникло искаженное лицо Дидрича, ползущего на коленях. Призрак нацеливал на него указательный палец, который был толще и чернее остальных, а на конце зияло черное отверстие. Палец водило из стороны в сторону. Снова вспышка выстрела, щеку Таунсенда обожгло, словно в нее бросили горсть раскаленного песка, и что-то с силой ударило в спинку кресла у него над головой.

Но Таунсенд этого почти не заметил. Чтобы убить его, уже не нужна была пуля. Он умирал. Каждый вздох приносил мучения, воздух почти не проникал в легкие, заполненные дымом, сдавленные спазмами. Глаза ничего не видели, превратившись в едва ли не раскаленные угольки, шипящие в слезах.

С пола перед Таунсендом приподнялся огромный нелепый ком, чья-то голова тяжело упала ему на колени, тут же скатилась вниз и замерла у его ног.

Его собственная голова бессильно опустилась на грудь, готовая расколоться на тысячу кусков.

Последнее, что он услышал, был далекий и уже бесполезный звон разбитого стекла.

Глава 22

«У вас есть доказательства?»

Так хорошо было вдохнуть хлынувший в горло кислород. Таунсенд даже разозлился, когда кислородную подушку убрали. Он лежал на спине под открытым небом, и над ним сверкали россыпи звезд. Темноту там и тут прорезали белые лучи фонарей, а вокруг его головы — частокол ног в черных брюках и черных ботинках.

Где-то высоко над одной парой ног белело лицо, которое вскоре склонилось над Таунсендом. Очень знакомое лицо, много раз виденное, хотя и не так близко, и не в свете прожектора, твердое, суровое, словно вырезанное из дерева, лицо человека, не умеющего улыбаться. Эти глаза внимательно наблюдали за Фрэнком из суетливой толпы, сверкали сквозь мутное от грязи окно подземки, отражались в зеркальной витрине маленького магазинчика. Это лицо грозило ему смертью в вагоне пригородного поезда. Это лицо незримо присутствовало над парой ботинок, преследовавших Таунсенда в ночном кошмаре. И вот оно рядом. Оно его наконец настигло. Оно готово уничтожить его, беспомощного, неподвижного, лежачего. Агатовый Глаз — здесь.