Cherry and nicotine. Over Again
Шрифт:
Тебя нет.
Чарли.
Я разрушаю себя, Черри. Разрушаю тем, что думаю о тебе.
Я должен, вынужден „избавиться от тебя в себе“.
Уверен, ты сама бы этого хотела. Хотела, чтобы я отпустил тебя, чтобы я смог, но это трудно. Это тяжелее, чем кажется. Тяжелее, чем осознать, что время не стоит, оно не остановилось, я всё ещё жив, но не ощущаю этого, не принимаю этот факт.
Я давно нормально не спал. Сплю по два часа в сутки. А то и меньше, Черри. Сейчас час ночи. Я сижу на кровати в пустой квартире и пишу этот бред, потому что мне это нужно, как воздух. Необходимо
И я не ел. Сегодня, кажется, не ел. И вчера. Только пью воду и курю.
Черри, я давно не выпивал. Последний раз был той ночью. Помнишь? Когда я ушёл. Тогда напился. Не смог попасть к тебе, Чарли, хотя, если бы не тратил время на тех ублюдков, то мог бы успеть.
Но я не успел.
Прости меня.
Господи, Чарли, умоляю, прости, я не успел. Я не могу жить с этим. Я должен был приехать. Я… Слишком много „я“, да? Так как это всё я. Я — проблема. Я мог успеть, черт возьми.
Прости меня, пожалуйста. Я никогда и ни за что не чувствовал такой боли, такой жажды умолять. Но мне никогда не узнать, простила ты меня или нет. Поэтому я буду писать тебе. Всё это время буду. Рвать тетради и начинать заново, ведь я должен знать.
Пожалуйста, прости.
Прости. Прости, прости.
простипростипростипростипростипростипростипростипрости
Прости меня.
Я должен отпустить тебя. Но буду вечно жить с грузом.
Нет, не смогу. Ни дня не протяну.
Что мне делать? Мне нужен выход, нужна помощь. Что мне делать? Что делать? Чарли, что мне делать?
Что делать? Мне не избежать очередного внутреннего сражения. С самим собой.
Я должен.
Я должен сказать тебе то, чего не говорил, когда ты была со мной.
Но уже поздно.
Поэтому говорю лишь „прощай“.
Прощай, Чарли.
***
Лондон.
23 декабря 2015 года.
В этом году зима пришла раньше, чем обычно. Улицы Лондона не покрыты белыми сугробами, да и холод не такой сильный. Скоро Рождество. И атмосфера в городе изменилась, деревья, дома украшены яркими гирляндами, запах пряности разносит морозный ветер по широкой улице. Ночь давно опустилась, но люди не спешили возвращаться в теплые квартиры.
Белый пар облаками уносится вверх, когда она приоткрывает губы, немного опуская пальцами ткань вязаного шарфа. Наблюдает серо-голубыми глазами, как пар растворяется в воздухе, после чего слабо улыбается, поморщив носик.
— Ты меня не слышала? — он грубо натягивает шарф ей на лицо, игнорируя её тихое возмущение:
— Прекрати, я тебе не ребенок, — вновь опускает ткань, глубоко дыша носом, но корчится, начиная чихать.
— Моя вина, что ты заболела прямо перед Рождеством? — парень недовольно ворчит, поднося к губам стакан с горячим кофе.
Они стояли на торговой улице, которая была красиво украшена. Здесь довольно многолюдно, в воздухе витают разные запахи, которые помогают в полной мере ощутить приближение семейного праздника.
Но эти двое не празднуют его в кругу семьи.
Девушка довольно улыбается, убрав светлую прядь волос за ухо:
— К слову, это тебе приспичило в час ночи пойти прогуляться, ведь именно в это время, — откашливается,
Парень закатывает глаза. Девушка берет из его рук стакан, поднося его к своим губам. Пьёт. Они всё ещё стоят на месте, под деревом возле замершей деревянной лавки. Легкий снег продолжает падать на асфальтированную дорогу, по которой ходят люди. Никто никуда не спешит. Улица переполнена смехом и разговорами, тихой музыкой, но это не вызывает раздражение.
Ни у неё, ни у него.
Они познакомились случайно. Нет, она свалилась ему на голову. Девушка, приехавшая в Лондон, чтобы стать известным писателем. Решила доказать родителям, которые считали её увлечение литературой пустой тратой времени, что всего сможет добиться. Она пришла работать в тот же магазин, где подрабатывал он. Игнорирование сменилось словами. Слова — предложениями, предложения — беседами. Так протекали их дни. Медленно, не спеша.
Она раздражала своей болтливостью. Он — своим „дурным“ характером и отношением к окружающим людям. Но они любили читать, любили слушать музыку, любили проводить время в одиночестве, занимаясь тем делом, к которому душа лежит.
Она читала ему то, что пишет сама, с некоторых пор его мнение стало значимым.
Он долго ломался, но всё-таки сыграл ей на гитаре. И этот момент стал переломным, хоть и движение их отношений было медленным, даже слишком.
Они сами не осознали, как начали вместе пить кофе после работы, как оставались в магазине допоздна, чтобы прибраться. Порой девушка вбегала, подобно урагану носилась по помещению, в поисках парня, только для того, чтобы сообщить, что её книгу возьмут на рассмотрение. И он действительно был рад за неё, ведь она так старалась, желала добиться высот, но затем следовал провал. Полный. Её книгу откладывали, а потом вовсе отказывали в рассмотрении, или заявляли, что это не „их уровень“.
И девушка впадала в уныние, депрессии, что длились целыми днями. Она пропадала на какое-то время. И парень заметил, что ему не сидится на месте, что он хочет знать, как она себя чувствует…
– …А ещё они сказали, что обязательно рассмотрят её, — девушка допивала кофе. Они шли вдоль забегаловок и магазинов. Дорога освещена фонарями и „новогодними огнями“. Парень часто ходил с опущенной головой, старался не смотреть ей в глаза, но сейчас открыто наблюдает за мимикой её лица.
За её серо-голубыми глазами.
— Дилан, — она подавилась, начиная смеяться. — Ты меня пугаешь, — ей непривычно видеть на себе такой напряженный и серьезный взгляд. — Интересно, ты меня слушал вообще.
— Какое-то время, — честно признается, хмуря темные брови, и опускает взгляд на стакан с кофе. — Ты мне не оставила?
Девушка бросает стакан в урну, хихикая:
— Упс, — улыбается ему, ускоряясь, из-за чего Дилан закатывает глаза:
— Бэмби…
Девушка тормозит у витрины одного из магазинов. Прижимается пальцами к стеклу, рассматривая то, что находится по ту его сторону. Кожа ладоней стала красной, а щеки её лица приобрели румяный оттенок. Дилан хмуро, но касается пальцами её щеки: