Чертобой. Свой среди чужих
Шрифт:
— Что? — удивляется она и сразу неизвестно отчего краснеет.
— Дура, детей показывай, а не то, о чем подумала. Это как раз хорошо видно.
— А чьих?
Кажется, покойный Игорь Палыч подбирал сотрудниц отнюдь не по интеллектуальным данным.
— Твоих, блин!
— Мои дома с бабушкой сидят.
Андрей потихоньку начал закипать. То ли Марина почувствовала это по выражению его лица, то ли по виду нацеленной точно в лоб двустволки… сообразила:
— Ах, ваши? Так они на пятом этаже. Представляете, еще вчера были на
Час от часу не легче. Теперь что, придется Мишку по всему городу разыскивать? Это небезопасно, и в первую очередь — для самого города. Не буду наговаривать на сына, но его даже в угол нельзя ставить больше чем на пятнадцать минут — на шестнадцатой возможны диверсии и теракты против этого самого угла. Упрямый как осел — весь в меня, хотя и приемный.
— Веди к остальным.
— Прямо так? Дайте одеться.
— Некогда наряжаться, шевели булками.
— Ах, вы такой грубый! — Вот те на, девица ожила, осмелела и пытается строить глазки. — Ай!
Шлепок прикладом по мягкому месту придает нужное ускорение. Ну вот, давно бы так! И это… черт побери, как она умудряется идти так, что задница постоянно маячит перед глазами? Вроде и пиджак длинный, ниже колен опускается, а вот, поди ж ты! Впрочем, делает скорее по привычке, чем из какого-либо умысла — нас, циничных и зажравшихся волков, старой бараниной не соблазнить. Особенно такой, лежалой и очень сильно бывшей в употреблении. Чай, не голодный год, можно погурманствовать. И сына учу не гнаться за количеством, в первую очередь обращая внимание на качество. Второй свежести не бывает, я помню.
Четвертый этаж, там, где располагаются апартаменты членов Временного правительства. Роскошен. Сколько прошло времени, как грохнули Негодина? Чуть больше недели. А успели обосноваться капитально, с должным размахом и великолепием. А уют и вкус… так они к положенным по должности привилегиям не относятся. Но воняет и здесь. Сознательно копируют средневековый быт просвещенной Европы даже в запахах, или все дело в отсутствии канализации? Свиньи, неужели нельзя ночной горшок переставить из-под кровати в дальний угол и закрыть крышкой? Не понимаю. Азия-с… Скифы мы, с круглыми и добрыми глазами, куды уж нам понять.
Что интересно — везде множество пустых бутылок. Стоят на столах и под столами, грудами свалены в укромных закутках, выстроены ровными шеренгами на подоконниках, перекатываются под ногами посреди комнат. С чего такой праздник души и печени? Наверное, это традиции всех временных — успеть выжрать все спиртное и перещупать всех доступных баб, пока не заявились матросы с пулеметными лентами через грудь. Не меня же боятся? Бываю злым, да! Но не до такой степени, чтобы наводить ужас, подавляемый старыми коньяками в неимоверных количествах. А в городе, между прочим, полусухой закон с тайными самогонными фабриками. Эти же… страшно далеки они от народа.
По пути Марина дает пояснения.
— А где министр образования? — интересуется Андрей.
— Его у нас нет.
— Это плохо.
Подозреваю, что у сына в голове уже крутится коварный план уменьшения поголовья учителей в Дуброво. Нетушки, там хоть и интеллигент на интеллигенте, но не разрешу переселения, даже в самых благих целях. Пусть родная деревня останется центром, культурной столицей, так сказать, а на сторону нужно отправлять молодое поколение, у которого отсутствует комплекс неполноценности школьного преподавателя.
Мысли бегут дальше, становясь все масштабнее и масштабнее, но здравый смысл давит их безжалостно и быстро. Какие, к чертям собачьим, школы, если Павлово останется самостоятельным… э-э-э… государством? Ежели нет… Да на фига такой геморрой? Он даже моей хозяйственной жабе никуда не сдался. Со своими бы проблемами управиться — вон вегетарианцы до сих пор косо смотрят и что-то бормочут за спиной, не могут простить почти насильно скормленных им «зайчиков». При случае — продадут, не задумываясь, просто до сих пор никто не предложил подходящую цену.
Ладно, забудем об этом. Меня другое удивляет — в министерских апартаментах нет оружия. То есть вообще никакого, даже декоративных жестяных сабель на стенах. Икебану на специальной подставке встретили, а что-то огнестрельное и колюще-режущее отсутствует. Странно… боятся покушений? Так история знает случаи вполне успешного использования любых подручных предметов. Табакерок, например. [9] Педерасты, мать их… в смысле — пацифисты.
— Это что за изыски архитектуры? — Андрей строго посмотрел на Марину.
9
Император Павел Первый умер от «апоплексического удара табакеркой в висок».
Та хлопала глазами, как будто в первый раз увидела решетку из толстой арматуры, перегораживающую вход на последний этаж. — И ключей, конечно, у тебя с собой нет?
Девица отрицательно развела руками, отчего распахнулся незастегнутый пиджак.
— Ну да, вижу, их и положить-то некуда. А где могут быть?
Три висячих замка, один больше другого, внушали уважение весом и размерами. Такие подручными средствами не возьмешь, только взрывать, или, как вариант, бежать домой за ножовкой по металлу.