Чертов angel
Шрифт:
Нина Петровна ползала по дому, бормоча одобрительное «ну-ну» в процессе рассматривания Нюсиного интерьера. Импульсивно собранные «по случаю» в одном помещении вещи удивительно дополняли друг друга, создавая уютную, несколько старушечью атмосферу.
По стародавней привычке Нина Петровна нацелилась было выпросить милую безделушку, истинной ценности которой Нюся не знала и знать не могла.
Два жизнерадостных великосветских зайца, принаряженные в карнавальные костюмы, игриво кокетничали на публику, вызывая в зрителях неизменную улыбку. Едва Нина Петровна
Экспроприацию фарфора пришлось временно отложить. Забыв обо всем, Нина Петровна отважно ринулась пресекать плебейские манипуляции сына, бесцеремонно отобрав уже почти опорожненную бутылку.
Иваныч заметно расстроился. Пьяненький Виктор его устраивал гораздо больше.
Смутное небо вспыхнуло, расцвеченное яркими многоцветными отблесками. Где-то неподалеку взрывались праздничные фейерверки, изрыгая многоголосые канонады. Жители городка сидели по своим унылым конурам, пялились в маленькие окна, скорбно подсчитывая стоимость каждого выстрела. Печально суммируя, сколько потрачено на такое сказочное развлечение и что можно было бы купить на эти немерянные деньжищи. На десятом залпе они утешились тем, что уж им-то зрелище досталось бесплатно.
Спустя три залпа восстановилась привычная звенящая тишина, слегка разбавленная отдаленным лаем нервных пустобрехов. Видимо, день рождения подходил к концу. С минуты на минуту можно было ожидать появления мальчика.
Вот приветливо тявкнул Волкодав. Дверь медленно отворилась. На пороге стоял понурый Олег, обеими руками придерживая новые брюки. Впрочем, его странное поведение быстро сменилось изумлением, с которым он теперь обозревал незнакомые напряженные лица.
— Сынок, — раздались два хриплых мужских вопля.
Нина Петровна повергла в шок вселенную, впервые потеряв дар речи.
— Нюся, кто это?! — испугался мальчик, опрометчиво забыв про брюки.
Которые словно только и ожидали удобного момента.
— Нюся, ты только не ругай меня. Я не нарочно! Там кошка на яблоню залезла, а обратно никак. Мы ее кискали, кискали, Аня переживает, говорит — высоко, теперь ей, бедненькой, не слезть. Ну, все стоят столбами, а я залез на дерево. А кошка ни в какую в руки не дается. Все руки поцарапала, зараза. Тигр, а не кошка. А потом она на самую тонюсенькую веточку от меня сползла, а я только за ней потянулся, а ветка лопнула…
Мужья понимающе заулыбались.
— Думаю, это не ветка лопнула, — Кото оценивающе осмотрел тылы спасителя кошки. — Повезло, просто по шву разошлись.
— Ты ничего не сломал? Не ушибся? — Нюся принялась интенсивно мять повизгивающего Олега, пытаясь на ощупь определить, нет ли серьезных повреждений.
Кото улучил момент замешательства, схватил Олега за руку и без лишних слов уволок наверх.
— Не волнуйся, взрослые сами разберутся. Брюки —
Дом слегка вздрогнул от многозначительного бабаха двери в «детскую», прервав тотальное онемение семейного совета.
— Вылитый прадед Самуил, — восторженно подытожила Нина Петровна.
В Олеге от таинственного прадеда Самуила было не больше, чем в пуговице. Особенно из образа выпадал цвет глаз, не свойственный подавляющему большинству всех Самуилов на свете — пронзительно синий, как ясное небо в июле. Но этот очевидный факт не смущал потенциальную бабушку. По причине своей не меньшей голубоглазости. Правда, в ее случае более уместно сравнение с небом в октябре и ближе к сумеркам.
— У него на подбородке ямочка, — выпалил Иваныч, продемонстрировав нижнюю часть лица, поросшую щетиной.
Ямочка там имелась, спору нет. Даже не ямочка, а барсучья нора в выпуклом упрямом кирпиче челюсти Иваныча. Но на Нину Петровну она не произвела ровно никакого впечатления. Мало ли у кого челюсть с дефектом? И нечего таким безобразием хвалиться.
Прислушиваясь, Виктор тоже решил внести свою лепту в дискуссию. Неуверенной походкой он дошел до мутного пятнистого зеркала в резной раме, где долго рассматривал свое нечеткое отражение.
— Нос — раз, рот — два, уши — три. Нет сомнений. Мой сын. Мы будем за него бороться. Не сметь запрещать мне видеться с моим сыном! — визгливо вскрикнул он напоследок и попытался прорваться на лестницу.
Своевременно возникший Кото отогнал разбушевавшегося Виктора на прежнее место.
— Цыть, папаша. Мальчик переволновался. Я уложил его спать. И еще — я советую вам определиться, хотите ли вы конфликтовать, или вам действительно не безразлична судьба ребенка? Вот и славно. Будем считать, что не безразлична, — миролюбиво добавил он, воспользовавшись временным затишьем. — Теперь — марш по домам.
— Вы заметили, он назвал меня папашей! Мама! Ты слышала!
Но на Виктора никто не обращал внимания, поскольку Кото уже распахнул дверь и посоветовал во второй раз сваливать по-хорошему.
— Да. Так будет лучше, — с облегчением присоединилась Нюся.
Впервые в ее голосе промелькнул намек на угрозу.
«Если будут артачиться — непременно выйду из себя и учиню безобразный скандал с битьем посуды. Мне давно эта ваза не нравилась», — подумала она со злорадным предвкушением.
Ей захотелось орать как последней халде и бороться за Олега, словно эти чужие гадкие люди действительно могли коварно отобрать мальчика. Нюсю даже начала колотить нервная дрожь. Два-три глубоких вздоха как всегда сыграли не последнюю роль. Привычка быть паинькой взяла свое. Нюся, хоть ей было мучительно трудно, сдержалась. Такое мужество базировалось на некоторой привязанности к вазе. Кроме того, момент яриться был безнадежно упущен — гости понуро выдворялись сами. Впрочем, пригрозив напоследок обещанием вскоре вернуться. Если Нюся сама не отзвонится не позднее, чем завтра.