Чертов ангел
Шрифт:
— Когда тебя забрал Синоптик, сколько лет тебе было? — тихо спросила я. Соня промолчала, уставилась в стену, покрытую обоями пустым взглядом, напугав меня до одури.
— Это давнина стародавняя, — пробормотала девочка, закатила глаза и обрушилась на пол.
Я упала перед ней на колени, не зная что делать. В ушах еща звучали Сонечкины слова. Я давно не слышала эту присказку. Тринадцать лет. С тех пор как умер Трипль. Это была его любимая пословица.
Соня что то забормотала, так и не приходя в себя. С ее губ слетали хаотичные цифры. Я рванулась к комоду, схватила лист бумаги, ручку и принялась записывать повторяемые девочкой цепочки чисел.
— Ты чего? — голос Сонечки вываел меня
— Нет, — соврала я, вглядываясь в совершенно нормальные глаза ребенка. Соня ничего не помнила из того, что произошло минуту назад. И меня это пугало.
— Ты же не обидишься, если я ненадолго отлучусь? — спросила я тихо, у малышки занимающейся мурлыкой. — Дня на два.
— Ты снова полезешь в петлю. Тоха будет недоволен. Правильно он тебе тогда ремня дал, — пробурчала Соня.
— Еды тебе хватит. Если я не вернусь, в секретере записная книжка. Найдешь там телефон тети Оли, позвонишь. Скажешь от Трипля. Она тебя прикроет. Деньги везде, где найдешь все твои.
— Что ты задумала? — тихо спросила девочка. — Фис, я не смогу еще и без тебя.
— Я должна понять, — твердо ответила я, бросая в сумку моток веревки, три любимые «лимонки», отцов пистолет и прибор ночного видения. — Понимаешь? И Антон. Если есть хоть малейший шанс, что он жив. Я хочу его вернуть, потому что…
— Ты его любишь, — закончила за меня Сонечка.
— Я хотела сказать другое.
— Мне то можешь не врать.
— Мы вернемся, обещаю, — тихо сказала я, прижимая к себе маленькое, хрупкое тельце. — Или я не Анфиса Ласкина.
— Слабое утешение, — тихо буркнула Соня, уткнувшись мне в грудь мордашкой. — Но я буду ждать.
Я вышла из берлоги не оглядываясь. Меня ждала невероятно интересная и по силе ненависти, плодотворная прогулка.
Вы когда нибудь пробовали висеть на дереве в водолазном костюме, с мешком полным железа за плечами, вглядываясь в темноту через инфракрасный прибор ночного видения? Нет? Мой вам совет, даже не думайте о том, чтобы совершить подобную глупость. Жарко, противно, неудобно. Но другого облачения, способного скрыть меня во тьме, мне под руку не подвернулось в спортивном магазине находящемся в шаговой доступности от папулиной «лежки».
Я слилась с темнотой, скрывшись в ветвях какого — то чахлого деревца, напротив дома моего любимого крестного. Повисла, как подстреленный парашютист. Молясь всем богам, чтобы не свалиться и не свернуть шею.
У отца был друг. Лучший, любимый, почти брат. Я звала этого здорового, добродушного мужика дядей Борей. И даже примерно не представляла, чем занимается, таскающий мешками подарки своей любимой крестнице, как добрый дед мороз, дядюшка, в свободное от походов к нам в гости, время. Папа звал его Бо. И мне страшно нравилась эта уютная кличка. Потом отец умер. Дядя Бо пришел проводить друга в последний путь. Но бабушка не пустила его на порог. Стояла на смерть, закрывая дверь в нашу квартиру своим тщедушным телом, не сказав при этом ни слова. Я плакала, но бабуля была неумолима. Проводив взглядом удаляющуюся фигуру отцова друга, она сказала только одну фразу, которую я и не поняла тогда. Только сейчас до меня, наконец стал доходить ее поступок. Зато слова бабули врезались в память, словно выжженные каленым железом. «Нельзя скрыть за прекрасным фасадом, уродливую комнату, так же, как и грязную душу за улыбкой»
Дом, за которым я наблюдала. Не был похож на сельскую избушку, в которой я провела последний месяц. Скорее это был дворец, украшенный колоннами, идиотскими гипсовыми атлантами, и горгульями сидящими на крышах. Страшный кич и смешение стилей.
Я так увлеклась рассматриванием чужой жизни, что не сразу услышала тихий, почти на грани слуха, шорох под моим наблюдательным пунктом. Словно маленький зверек пробежал. Хотя, это скорее всего и была обыкновенная мурлыка. Но волоски на загривке все ровно встали дыбом. И я даже перестала дышать. Звук не повторился, я слегка расслабилась. Что — то тонко свистнуло, я почувствовала укол в обтянутую неопреном задницу. Мозг заволокла липкая истома. Я почувствовала, что лечу, уже понимая, что теперь точно сверну свою идиотскую башку. Надо же было так легко попасться. Приготовилась к удару об землю, даже не пытаясь сгрупироваться. Препарат, гуляющий по моему организму, видимо был из лишающих воли, но не разума. Удара не последовало. Я свалилась в чьи — то сильные объятия, открыла глаза, уставилась на черномордое чудище, из головы которого торчали ветки, украшенные чахлыми листочками, открыла рот, чтоб заорать, не смогла. Зато, наконец то, смогла провалиться в беспамятство, очень надеясь, что этот черт меня сожрет, пока я валяюсь в обмороке.
— Слаба ты, мать, нервишками, — в мозг мне впился до боли знакомый голос. — Лезть в самое логово, при этом пугаясь камуфляжа — просто верх идиотизма.
— Ты, — прохрипела я, размазывая по лицу слезы смешанные с соплями, — жив. Гад поганый, чертов идиот. Ты жив. Ненавижу тебя. Чтоб ты…
— Я так соскучился, — хрипло прошептал Синоптик.
Договорить я не успела. Твердые губы накрыли мой рот, и я не смогла оттолкнуть моего чертова ангела, потому что препарат, все еще владел моим телом. Я вру. Я просто не хотела, чтобы этот поцелу заканчивался. Я лежала на земле, не знаю где, не знаю, как долго. Но мне было так невероятно хорошо.
— Врешь ты все, — хмыкнул Синоптик, отрываясь от меня, и глядя прямо мне в глаза. — Ты плакала тихо. И скучала. Я точно знаю. И ты не опровергла Сонины слова, о том, что меня любишь.
— Ты подслушивал, — задохнулась я, бурляот злости. — И Сонечка это знала?
— Нет, не знала. Но не мог же я вас оставить совсем без присмотра.
— Я точно тебя убью, Погодский. Вот только смогу снова шевелиться, и швырну в тебя гранату. Где мой рюкзак, ксати?
— Фис, нам надо поговорить. Это важно. Все пошло не по плану. Соня в опасности. В огромной опасности. А у меня никого кроме вас нет. И мне нужна твоя помощь. Давай ты меня убьешь потом.
Я уставилась на своего Ангела и коротко кивнула.
Глава 34
Мне так хотелось валяться на земле, прижатой телом ангела. Чувствовать его вкус, ощущать, осязать. Настолько хотелось, что я совсем забыла о том, что нахожусь на вражеской территории. Ослепленная желаниями, я перерестала ловить мышей. Застонала, почувствовав легкость, когда Синоптик сполз с меня и и показал глазами на мечушийся над нами луч прожектора.
— Нас засекли, — выплюнул он коротко. — Валим, детка. Ответы на все вопросы получишь, когда наши с тобой горящие задницы будут в безопасности. И не спорь, — рыкнул мой мужчина, заметив, что я открыла рот.