Чертов мост, или Моя жизнь как пылинка. Истории : (записки неунывающего)
Шрифт:
Что касается Натали, то мне кажется, что только вдовой она нашла себя, показала свой истинный характер. Ведь все аллюры вокруг нее, великолепной молодой женщины, она отвергла, сказав, что выйдет замуж, только найдя отца для своих детей. И она нашла его, выйдя замуж за порядочного человека — Петра Петровича Ланского, который стал настоящим отцом многочисленной семьи Натали, куда влились и рожденные в этом браке их совместные дочери. Потом появились еще два племянника, и Наталия Николаевна таким образом оказалась во главе целого детского пансиона!
Возражения пушкинистов были связаны и с дуэлью Пушкина, которую автор трактовал как самоубийство. Поэт был загнан в угол и не мог найти выхода. Стараясь привлечь Пушкина на свою сторону, Николай обещал ему титул графа, звание камергера, положение придворного историографа. Николай был
Почему больше не ставят эту пьесу? Хотя на такие вопросы ответить невозможно. Их слишком много, вопросов, и связаны они с общей ситуацией в театре.
Могу назвать другую защитницу драматургии в нашей коллегии. Она сменила меня на посту заместителя главного редактора. Вот уж кому наша национальная драматургия должна поставить памятник! Ион Друцэ — первый! Сколько она потратила сил, убеждая всех начальников, малых и больших, в том, что перед нами огромный художник! Не говоря уж об остальных. Это — Мария Яковлевна Медведева.
Что защита ею национальных драматургов делалась с явным риском для собственной карьеры, доказывает дальнейший путь Медведевой. Ведь надоедает начальству слушать упорные утверждения, что, скажем, таджикский или казахский драматург Икс — действительно перспективный, талантливый художник, надо только подобрать ему хорошего переводчика… Вот и получилось: Медведева вполне могла бы занять пост главного редактора — и не заняла.
Но тут мы касаемся вопросов крайне спорных. «Делать» пьесу или переводить? Я, например, склонен «делать» и имею к тому доводы. Ведь драматургия, особенно среднеазиатских республик, далеко не блещет. Она, прежде всего, молода, малое количество театров в республике не способствует рождению драматургов, да и пьесы пишут поэты, прозаики и… администраторы.
Когда я перебираю мысленно пьесы, выходившие в свет в мою бытность в министерстве, вспоминаю «Вьюгу» В. Раздольского. Пьеса интересная, острая, с двумя главными героями — Лениным и Блоком. Блок призывал слушать музыку революции… Но оказалось, что двум таким фигурам в одной революции тесно. Один теснил другого. Результат известен [115] . Кажется, был один спектакль в Горьковском драматическом театре.
115
А. Блоку не разрешили уехать за границу для лечения. Он скончался в 1921 году, успев записать в своем дневнике: «Слопала-таки поганая, гугнивая матушка-Россия, как чушка своего поросенка» (см.: «Новая газета», 30 июля — 1 августа 2001).
Потом его же пьеса «Знаки Зодиака». Сюжет, как всегда у Раздольского, остр и чрезвычайно современен. Ученый и вахтер… Что может быть между ними общего? А оказывается, есть. Ученый, директор одного сверхважного, сверхсекретного института всегда занят — проблемы, совещания, перспектива. Мелкие, сиюминутные заботы отвлекают его от решения грандиозных тем, и он дает первому попавшемуся работнику, вахтеру на проходной, одно поручение — мелкое, домашнее. Оно выполнено, потом еще и еще — и вот уже вахтер идет в театр с супругой директора, директору некогда. Вот вахтер получает повышение, вот он замещает директора на заседаниях, представительствует на симпозиумах, вот он уже его зам… Вот он женится на директорской жене, и когда, опомнившись, директор поднимает бунт — поезд уже ушел. Вахтер, ныне уважаемый администратор, ученый, дает команду: не пускать директора в институт. Когда тот начинает буянить, бывший вахтер что-то односложно, почти намеком, говорит своим подчиненным, но мы понимаем — директора заберут сейчас в психиатрическую больницу…
На основе своей собственной биографии Раздольский написал еще пьесу. В начале войны он, студент ИФЛИ, полный самых высоких патриотических чувств, добровольцем пошел на фронт. Как известно, фашисты хорошо подготовились для вторжения технически. Мы же к «войне моторов» в такой степени готовы не были, в довоенной теории все больше полагались на кавалерийские рейды времен гражданской войны, и обязательно на территории противника. Убедившись вскоре на страшном опыте, что современная война по масштабам и ужасам и в подметки не годится гражданской, в Наркомате обороны решили — силе железной надо противопоставить силу моральную.
Пьеса, написанная на эту тему, «В кольце тишины», очень понравилась Андрею Александровичу Гончарову, главному режиссеру Театра им. Маяковского, бывшему фронтовику. Не приукрашенная, откровенная фронтовая правда, очевидно, была ему дорога. И все решилось было по добрым, старым театральным правилам. Пьесу начал ставить очередной режиссер, с тем чтобы он «размял» материал, а затем вступил бы в дело и сам Мастер. Все было рассчитано, но главный не учел одного — сроков выпуска. Спектакль должен был выйти точно ко Дню Победы. Время от времени главный спрашивал очередного — не пора ли ему вступать в дело? «Рано», говорил очередной. А когда главный наконец ринулся на сцену, было уже поздно. Праздник был на носу. Я смотрел спектакль. Артисты старались, очень кричали, а духа пьесы не было.
Позже Раздольский захотел выпустить в новой редакции свою пьесу «Беспокойный юбиляр». В научно-исследовательский институт имени такого-то, крупнейшего ученого, чью фамилию с придыханием произносит весь мир, заходит сам воскресший ученый и видит, что сделали с его учением. Представьте такой «подарочек» эпохе застоя? В свое время по этой причине пьесу тут же запретил только что назначенный заместитель министра культуры. Застой был спасен.
Обломок прежней жизни
Я считал и считаю: очень полезно время от времени окунаться в прошлую жизнь. И если находишь живых свидетелей той поры — тем более. Вот таким «ископаемым» был мой хороший знакомый — Петр Павлович Сазонов, режиссер, деятель театра. Его супруга, Елизавета Григорьевна, работала тогда секретарем Ушакова, начальника Управления искусств города Москвы. Петр Павлович был типичным обломком прошлых времен. Высокий, когда-то стройный, он всегда был хорошо одет, о чем заботилась его жена, носил высокие воротнички с отворотами, как в старину, обладал изысканными старинными манерами. Чета Сазоновых жила в актерском доме в задах сада «Эрмитаж», занимая одну комнату в коммунальной квартире с длинным коридором. Коридор служил населению этой странной обители как бы коллективной кухней. Около каждой двери в комнату стоял стол с керосинкой и прочей хозяйственной утварью.
Звучным, прекрасно поставленным голосом Петр Павлович рассказывал мне о своей жизни, о кочевьях по городам, где он ставил спектакли после того, как рассорился с главой петербургского театра, знаменитой в свое время актрисой Лидией Борисовной Яворской.
Яворская — фигура чрезвычайно любопытная, приятельница Т. Щепкиной-Куперник, которая много о ней писала. Будучи дочерью киевского полицмейстера Б. Гюббенета, она благодаря своему таланту засверкала на театральном небосклоне Петербурга. Ею увлекся и женился на ней, вопреки протестам сановной родни, «фарфоровый князь», как его называли в свете, Владимир Владимирович Барятинский. Человек из самого высшего круга, в детстве участник игр будущего наследника, Николая II, он любил искусство, писал пьесы, с успехом выступал на сцене. В 1907 году он написал пьесу «Пляска жизни», которая пользовалась популярностью. В 1909 году он написал другую пьесу — «Пляска смерти», как бы в пандан к первой, заслужившей еще большую популярность. Николай выразил желание посмотреть ее. А надо сказать, что Петр Павлович тогда работал в театре, который организовала Лидия Борисовна Яворская со своим мужем. Они оба еще выпускали газету «Северный вестник», где князь Барятинский выступал и как журналист.