Чертов палец
Шрифт:
– В самом деле?
– Помнишь, у меня ведь была возможность реванша.
– Почему же ты ею не воспользовался?
– Победа над ним меня никогда не привлекала. А победа над тобой не подчиняется законам реванша. Это нечто совершенно иное. И потом, было еще одно соображение.
– Какое?
– Я уже говорил.
– Но с таким же успехом я могла изменить и ему?
– Но не со мной. Когда он увидел, что я не воспользовался тем шансом, его победа потеряла значение. Ушла острота, чувство победы. Это все равно что марафонец прибежал первым, а потом выяснилось,
– А я? Я вообще не в счет?
– Ты – приз.
– Какой ты стал рассудительный... Если бы ты был таким пять лет назад... Ты бы победил.
– А я и так победил. Да, я потерпел поражение в нашей с тобой истории, но я сохранил свои боевые порядки. Он же остался ни с чем. Кроме добычи. А добыча – явление временное.
– Меня имеешь в виду?
– Да.
– Но ведь ты хотел, чтобы я была с тобой?
– Этого я хотел больше всего в жизни. Но когда вышло так, как вышло, у меня появилось место для другого, потом для третьего, для десятого... Жизнь продолжалась.
Она помолчала, медленно водя пальцем по изморози на столе.
– Знаешь, я продрогла. Возьми, пожалуйста, еще кофе... Видишь, даже стакан уже не оставляет кружочков. Остыл.
Я встал, подошел к стойке. В ожидании буфетчицы обернулся. Женщина сидела ко мне вполоборота и медленно водила пальцем по столу. На нем оставались треугольники, квадраты, постепенно превращаясь в домики, над их крышами заколебался дымок, появились снежинки, полумесяц, под окном домика возникла ель – примерно такие открытки выпускают под Новый год... На эту картинку она положила кленовый лист и тоже обвела его пальцем. Он висел над домиком, как угластое осеннее солнце.
– А чего ты больше всего хочешь сейчас? – спросила она, когда я поставил на стол два стакана кофе.
– Сейчас? Осени. Как можно больше осени.
– Как это понимать?
– В самом прямом смысле слова.
Она не поняла, и в ее глазах скользнуло превосходство. Это было знакомо. Когда люди не понимают, они, снисходительно соглашаясь, кивают. Еще минута, и она будет счастлива, что все вышло так, а не иначе.
– Ты куда сейчас идешь? – спросила она.
– На вокзал.
– Уезжаешь?
– Посмотрю, какая там осень. Зеленые вагоны покрыты изморозью, над электровозами розовый пар, на рельсах холодные солнечные блики... Хватит?
– Мы, кажется, опять переходим на разные языки.
– Что это у тебя? – спросил я.
– Сумка... Разве не видишь?
– Хозяйственная? Идешь на базар?
– Да, – ответила она, и я понял – еще один такой вот вопрос, и она уйдет, не сказав больше ни слова.
– Я тебя провожу. Посмотрю, какая осень на базаре. Там сейчас продают астры. Остались только астры. Холодные, лиловые, в цинковых ведрах... А ведра в изморози. На булыжниках стоят... И булыжники...
– Где ты был летом? – спросила она.
– В Крыму.
– Коктебель?
– Да... Как и пять лет назад.
– Я тоже была там пять лет назад... В бухты ходили, на Карадаг поднимались, на Чертов палец... Помнишь, это был
– Да, что-то похожее я слышал.
– Ты знаешь эту женщину... Это была я.
– Как это произошло? Случайно?
– Не совсем.
Я поднялся и посмотрел на стол. Он был покрыт нетронутым слоем изморози. Ни домика под угластым солнцем, ни кружочков от стаканов. И на алюминиевом стуле уже, наверно, месяц никто не сидел. И пустые холодные прилавки. И дверь, запертая на большой висячий замок. Сквозь мертвую виноградную листву пробился солнечный луч, и замок вспыхнул холодным пламенем изморози.
ПОГИБИ-83
Дверь гастронома открывалась не полностью, приходилось давить на нее изо всей силы, чтобы спрессовать нападавший снег и протиснуться в узкую, высокую щель. Я подпер ногой дверь и, подняв перед собой чемодан, проскользнул внутрь. Дверь тут же бросилась за мной, с размаха ударилась о порог и задергалась, забилась на петлях, похоже, от злости. Поставив чемодан на усыпанный мокрыми опилками пол, я снял шапку и ее теплым нутром снял с лица корку снега.
Покупателей было немного, все они торопились побыстрее уйти, и на меня никто не обратил внимания. Я подошел к гастрономическому отделу, подождал, пока отойдет от прилавка женщина, пока поболтает с подружкой продавщица – я боялся рассердить ее.
– Девушка, – наконец решился я, понимая, что уже в самом этом обращении таится комплимент, – мне бы водки купить, а?
– До восьми водка, – ответила она, отвернувшись.
– Как же быть, девушка? Ведь не знал я... У нас такого порядка нет, а?
– Приходи утром. – Почему-то считается, что к покупателям водки нужно обращаться на «ты». – Если, конечно, нас не занесет к тому времени.
– А мне на поезд надо.
– Езжай трезвым.
– Так не себе же я водку беру!
Продавщице, видимо, наскучил разговор, и она вообще отвернулась. Я потоптался, окинул взглядом пустые полки, на которых еще недавно, до начала тайфуна, стояли кульки с пряниками, рыбные консервы, пакеты с макаронами, сахаром... Всё размели, едва поступило предупреждение о непогоде. Я снова попытался что-то объяснить, но продавщица опять заговорила с подругой из соседнего отдела.
– Девушка, мне нужен заведующий! – строго сказал я. – Позовите его, пожалуйста!
– Во-во! Ему только тебя и не хватало, ха! Весь день страдал наш заведующий и не знал отчего... Оказывается, тебя дожидался.
– Где его кабинет?
– А неприемный день сегодня, понял?
– Это почему?
– Нездоровится нашему заведующему! – Обе девушки рассмеялись весело, но опасливо.
– Что же у него болит? – спросил я.
– Вот уж не знаю, что в таких случаях болит! У кого что – голова, печенка, селезенка... У некоторых совесть начинает пошаливать, угрызения всевозможные, ветер в кармане... Впрочем, какой ветер – сквозняк! – Девушки опять рассмеялись. – Вот у тебя, к примеру, что болит в таких случаях?