Чёртова дюжина лет

Все персонажи этой книги вымышленные, но некоторые совпадения совершенно неслучайны.

Света

У самого подъезда, ещё не подойдя к тяжёлой железной двери, давление пакетов на мои уставшие руки резко прекратилось, а все продукты из них вывалились на мокрый и грязный осенний асфальт. В разные стороны покатились яркие яблоки и апельсины, выпали пакетики со снеками и маленькие упаковки йогурта. Теплый ещё хлеб, в красивом бумажной упаковке, шмякнулся прямо в грязь. Я даже не попыталась хоть что-нибудь поймать, а просто положила на высокий бардюр порванные пакеты, которые

остались у меня в руке и шлёпнулась на них попой, вытянув ноги прямо в лужу. Достала из кармана куртки сигареты с зажигалкой, закурила и пустила пару тихих слезинок по щекам. Громко плакать мне запрещено, я от этого становлюсь ещё более некрасивой и смотреть на меня противно.

– Тебе помочь? – спросил мимо проходящий пацан и я помотала головой. Он без стеснения подсел на бардюр и слегка толкнул меня плечом. – Да ладно тебе расстраиваться! Подумаешь! – улыбнулся он красивой ровной улыбкой, с острыми задорными чуть выглядывающими клыками, и слезы из меня, почему-то, перестали литься. А пацан в этот момент ловко вытянул из моей руки пачку с зажигалкой и, пока я пребывала в шоке от его наглости, закурил.

– Эй! Тебе, вроде, нельзя ещё! Меня не посадят?

– А ты и не угощала. Я сам взял! – он снова улыбнулся и я неожиданно развеселилась. Очень хитрая и какая-то обезоруживающая улыбка у него, а в ярких зелёных глазах будто весёлые чертики пляшут. Умилительно.

– Тебя как зовут, Матрёшка? – всё ещё разглядывая меня спросил он.

– Света. – ответила я и заулыбалась, вспомнив, как родители меня называли точно так же. – А почему матрёшка?

– Да глаза у тебя как нарисованные. – хохотнул он. – Ещё и блестят сейчас, потому что плачешь. Коса эта тугая. Вот я и подумал, что похожа на лакированную матрёшку. – он глубоко затянулся – явно не первый раз курит – и выпустил дым вверх над нашими головами.

Я тоже посмотрела вверх, но, разглядев свой балкон на тринадцатом этаже, зажмурилась. Вот бы телепортироваться сейчас туда по щелчку пальцев, вместе с посыпавшимися продуктами, сразу на кухню…

– Что за день?! – вздохнула я, всё ещё гипнотизируя свой балкон.

– А я Егорка. Хоть ты и не спрашивала. – заулыбался парень и я ему кивнула.

– Очень приятно, Егорка. – вежливо ответила я, как раз докурив, и стала подниматься.

Он тоже подскочил, взял пакеты с бардюра, где мы только что сидели, и стал разглядывать их на предмет возможной реанимации. А я стояла, и просто растерянно смотрела на его невозмутимые действия. Один он связал снизу крепким узелком и стал собирать в него раскатившиеся по тротуару и проезжей части яблоки с апельсинами. А потом, проверяя узел снизу на прочность, впихнул ещё несколько продуктов из кучи у подъезда. Поставил на сухой участок асфальта и начал заниматься вторым пакетом, который после манипуляций парня уменьшился на три размера и не вместил в себя всё, тяжело дотащенное мной из дальнего магазина. Тогда Егорка стал поднимать продукты с асфальта и пихать себе по карманам распахнутой куртки. Смотрелся он при этом очень нелепо: худощавый с растрепанными волосами, в безразмерной куртке и джинсах, которые держались на нем только за затянутый ремень, с упаковкой мяса и шматком колбасы, торчащими из карманов, и выглядывающей пластиковой бутылкой молока из внутреннего. Последним он выудил бумажный пакет с хлебом из грязи и широко улыбнулся.

– Вот и всё! Пойдем, до двери провожу.

– Хлеб уже на выброс. – с грустью подытожила я. Егорка вынул его из пакета разглядел со всех сторон, а потом ловко отломил треть, которая успела испачкаться и положил её на канализационный люк.

– Птичкам! – широко улыбнулся пацан и, отломив от чистой половины большой кусок, запихнул

в рот.

– Пойдем, Птенчик! – сказала уставшим голосом я, и открыла дверь в подъезд.

Вызвала лифт и стала внимательнее разглядывать своего спасителя. Что-то подсказывало, что этот пацан не принесет мне неприятностей, даже наоборот. Миловидное лицо, темные короткие густые, но непослушные какие-то, взъерошенные волосы, ровные густые брови и яркие зелёные глаза в черных ресницах. Пацан выше меня, но я сама очень низкая. Плечи уже широкие, но мог бы быть покрепче, явно недоедает. Школьник, где-то выпускного класса, примерно. Очень смышлёный и взрослый взгляд. Вид у него немного потрёпанный, наверное из неблагополучной семьи. Страсть к хлебу, выуженному из грязи, только подтверждает мою теорию.

Грустно как-то.

Но он задорно улыбался, разглядывая меня, и отломил ещё один кусок хлеба, снова ловко его разжевав. Лифт, наконец-то, приехал и я собралась шагнуть первая, но парень решительно меня остановил, преграждая путь рукой.

– По правилам этикета, первым в лифт входит мужчина. Чтобы проверить на прочность конструкцию перед тем, как зайдет девушка. – выдал он, чуть подпрыгнув уже в кабине, и я расхохоталась.

– Благодарю, благородный Птенчик! – играюче сказала я, делая лёгкий реверанс и он одобрительно мне кивнул.

Выйдя из лифта на этаж, Егорка присвистнул. Все удивляются, когда попадают сюда впервые. Ещё в семнадцать лет я раскрасила здесь стены, летом, после поступления в университет на прикладное искусство. Пространство лестничной клетки расширилось почти в два раза, от несложных закрашенных геометрических форм и светлых оттенков. Под лампами, освещающими проёмы, я нарисовала жёлтые треугольники, типа теплого освещения и заехала полукругами на пол и пару ступеней, будто падает свет. А папа соорудил над этими лампами металлические козырьки, чтобы они смотрелись как уличные фонари.

Когда я вышла замуж в двадцать, муж заставил вынести все мои комнатные горшки с цветами и растениями сюда же, потому что они его раздражали в квартире, и подъезд ожил зелёными насаждениями. Всю композицию дополнил старый, кирпичного цвета, угловой диван соседа, который идеально вписался рядом с мусоропроводом.

– Красиво! – восхитился Егорка, пока я искала ключи от квартиры в своей неудобной маленькой сумочке. – Дом внутри дома.

Я открыла дверь, зашла первая, включая свет в темном коридоре и обернулась к пацану, чтобы его пригласить, но он уже нагло шагнул за мной и стал прямо на тумбочку выкладывать продукты.

– Погоди. Давай, на кухне это сделаешь? А то сил никаких. – искренне созналась я. И он охотно снял обувь одновременно со мной и без стеснения поплелся следом.

– Не боишься, Светка? Вдруг, я воришка? – сказал он за спиной, смачно чавкая очередным куском хлеба.

– Думаю, воришки твоего возраста не знакомы с правилами этикета проезда в лифте. – хихикнула я. – И раз ты мой спаситель, то я теперь должна тебя поблагодарить. Получается, что у нас два варианта развития событий: ты что-то свистнешь и сбежишь, или я тебя обедом накормлю. Что выберешь?

– Поесть! – быстро ответил Егорка и широко улыбнулся с очередным куском хлеба во рту, который уже почти закончился в его руке. Он стал выкладывать из карманов куртки продукты сразу в раковину, чтобы не пачкать светлую столешницу. Забавно, что куртку свою он не пожалел.

– Я так и подумала. – улыбнулась я, указывая на кусок оставшейся горбушки в его руке. – Картошка жареная, котлеты, салат. Будешь?

– Буду! – опять эта улыбка. Да парень запросто любого человека уговорит такой улыбкой почку отдать или квартиру отписать. – Я могу за хлебом сгонять, если надо. – предложил он