Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии
Шрифт:
С последним же недостатком подполковник вообще нагло перегнул палку. Санталов было заспорил, но лучше бы уж промолчал…
Короче, от законного сна начальника караула был украден целый час, да и потом Виктор еще долго ворочался, раздумывая, насколько велики для него лично окажутся итоги разгромной записи последнего проверяющего. И клял себя за детское пристрастие к лимонаду: не возьми его с собой, все было бы в шоколаде. Или возьми только две бутылки. Или все три выпей еще до законного отхода ко сну. Эхх! Знал бы, где упасть…
Благополучно завершив праздничный наряд, молодой офицер прибыл в подразделение, где
— Та-ак… От кого-кого, а от тебя… Вот действительно, «порадовал»! Считай, взыскание обеспечено, да и меня, ясен пень, вниманием не обделят.
— Но он же чисто из-за того взбеленился, что я ему про стакан… — снова попытался объяснить комвзвода. — А разве это правильно — из горла хлебать?
— Правильно, неправильно… Да какая теперь половая разница? Язык свой почаще в соответствующее место прячь, тогда все в ажуре и будет — на сто один процент. И вообще: ты сколько лет в армии служишь?
— С курсантскими — скоро восемь…
— А ума, как у допризывника! Не понял, что ли, что наш главный воспитатель изначально исповедует точку зрения: все вокруг преступники, все вокруг враги! Он же — кристально честный их великий изобличитель, которого на эту должность чуть ли не Президент поставил. Та-ак…
Старший офицер задумчиво побарабанил пальцами по столешнице.
— Между прочим, известно тебе, что комиссаров как таковых придумал отнюдь не дедушка Ленин со товарищи?
— А кто же? — искренне удивился Санталов, как-то раньше над этим вопросом и не задумывавшийся.
— Родительница их — американская армия начала девятнадцатого века, — разъяснил Чемборис. — Ну, конечно, той полнотой власти, которой облечены были наши первые замполиты в воинских частях, их заокеанские предки не обладали. Однако те же яйца, вид сбоку: являлись госчиновниками, назначаемыми правительством в армейские части, чтобы на месте лично отслеживать моральный, нравственный и прочий дух людей в погонах.
Закурив очередную «Приму», ротный продолжил:
— Только, мыслю, вряд ли они усердствовали до степени, граничащей с безумием. А у нас это и при Сталине было, и нынче — вполне в порядке вещей.
— Так точно! — поспешил согласиться Виктор и присовокупил к чисто армейскому выражению четверостишье-переделку известнейших классических строк, буквально перед нарядом процитированную любителем подобной «литературы» Лосищем Дважды Лейтенантом:
Умом Россию не понять, Аршином общим не измерить, Хрен на стене нарисовать — Сказать: «Икона!» — будут верить.— Та-ак. На правду весьма похоже… — скупо улыбнулся майор. Секунду подумал и продолжил: — В общем, вникай. Лет пять назад был у меня случай. Дома, вечером, со шкафа на кухне тазик упал да краем мне бровь рассек. Немного, не страшно. Иодом замазал, делов на копейку. Только поутру место травмы припухло, а сам глаз наполовину заплыл. Но служба службой. И конечно, по закону подлости, прямо у входа в часть попался я на глаза тогда еще майору Барзинчуку — его только-только к
— Но ведь все остальные проверяющие — ни единого замечания! Комендант гарнизона вон даже о поощрении ходатайствует. Это ж чего-то стоит или как?
— Ага, размечтался. Сколько меда портит ложка дегтя, помнишь? А тут его, почитай, в постовую ведомость цельное ведро вылито. Готовься, говорю, задницу подставлять… — подытожил Чемборис.
Битый жизнью ротный не ошибся. Назавтра, при подведении итогов праздничного дня на совещании офицеров, старшего лейтенанта круто распекли за отвратительное несение службы во время боевого дежурства. А еще через день приказом по полку вкатили выговор. В отношении же Чембориса начальство, подискутировав в кулуарах, ограничилось фразой «строго указать».
Положим, то, что социальная справедливость в армии весьма избирательна, молодой офицер уяснил еще в первые месяцы курсантской службы. Однако на этот раз самоедствовал особенно. А тут как раз подошло и тринадцатое число — дата выдачи очередного денежного довольствия. И по негласной традиции в этот день, после службы, немало офицеров полка направлялось в «Пещеру». Так в городе окрестили художественно оформленное под старинный замок кафе, еще на заре перестройки возведенное неподалеку от воинской части. Там лейтенанты, капитаны и майоры поротно усаживались за столики и заказывали, каждый на свой вкус, многоградусные коктейли: крепленое, а уж тем паче сухое вино в такой компании не употребляли.
Обычно при подобных возлияниях (к слову, вызывающих у подполковника Барзинчука перманентную головную боль и время от времени подвигающих его на внезапные инспектирования «Пещеры») Санталов больше двух водочных коктейлей не выпивал. Сегодня же решительно заказал третий, на удивление быстро расправившись затем с содержимым бокала. Мрачно поразмышлял и — небывалый случай — рискнул взять четвертую порцию, что, конечно, не осталось не замеченным сослуживцами.
— Чего это ты нынче разошелся? — спросил Лосище Дважды Лейтенант, выражая общее удивление. — Меня решил переплюнуть?
— Действительно. Не многовато ли будет? — подхватил осторожный капитан Бушуев, фамилия которого явно не соответствовала характеру офицера, как правило, растягивающего единственный коктейль на весь вечер.
— Ниче, в самый раз, — и Виктор отхлебнул проверенной «Тройки».
— Да ладно, давай, колись, — потребовал Лоськов. — Облегчи душу.
Триста граммов уже употребленного горячительного помогли развязать язык обычно не склонного к жалобам и осмотрительного в прилюдных суждениях Санталова. Виктор с глубокой обидой поведал сослуживцам детали «граничащей с безумием» проверки праздничного караула. И некому оказалось на корню пресечь эти ненужные откровения: комроты в тот день контролировал в подразделении вечерние мероприятия.