Чертовар
Шрифт:
— Как ракета, — флегматично поправил Богдан, — ты, я вижу, уже празднуешь. Хоть бы нас подождал, а?
— Да как же можно ждать в такой день, в такой день…
Богдан рассердился.
— Слушай, быстро иди в тепло. Мне за здоровье гениального генерального конструктора отвечать сам знаешь перед кем, и совсем неохота…
— Это… да. Да какой я там гениальный, вот Юля Федорова — вот она гений, но ты только послушай…
— На холоде — не буду! — рявкнул Богдан, и Хмельницкий исчез в вестибюле усадьбы.
Кондратий Харонович как раз к этому времени закончил свой бесконечный верблюжий поклон, к счастью, ни в кого при этом не плюнув. Игнорируя присутствие Вассы, Кавеля и колдуна, заговорил с Богданом.
—
— Я тоже все успел, мне теперь не деньги нужны, — отмахнулся чертовар, — мне теперь боевая сила нужна. Осто… холмогорело мне, что по мастерской обстрел идет крылатыми ракетами. Вреда немного, но работать же невозможно. Пасхалий протрезвеет, мы у него десантный транспорт арендуем — и гнездо этой мрази вычистим. И мне бы с десяток твоих боевых — там такие места есть, что никто, кроме твоих копытных, по ним не пройдет. Десяток хотя бы…
— Дюжину возьми, Богдан Арнольдыч. Я тут приметил — у тебя всё на дюжины считают. Оно, конечно, удобно, а может — не зря число это священное…
— Да брось ты, Кондратий, — ответствовал чертовар уже в вестибюле, сбрасывая дубленку на руки Савелию, — какое там священное? Просто считать удобнее. На два — делится, на три — делится, на четыре — делится… А найдешь двенадцать?
— И две дюжины найду для такого дела. А тебе впрямь столько их нужно?
— Да нет, мне дюжины хватит, на них же по два седла умещается, два стрелка могут работать. Каждому — по базуке… Пугаться не будут?
— Спрашиваешь… — почти обиделся Кондратий и снова стал похож на верблюда, собирающегося плюнуть. При этом Богдан, оглядывавший холл в поисках жены или хотя бы тещи, не говоря о прочих важных гостях, чуть прищурился и склонил голову набок, как обычно, внешностью превратившись в настоящего беркута. Заметил это сходство один Кавель и подумал — «Зоопарк…» Но дальше этой мысли не пошел: в холле появилась Шейла. Несмотря на парадное платье, рукава ее были закатаны: видимо, заботы по кухне лежали на ней до последней минуты.
Чертовар шаркнул ногой и церемонно подошел к ручке супруги. Шейла немедленно ее отдернула.
— Стой, дурень, я свеклу на терке только что… весь в красных пятнах будешь…
Чертовар намек понял и весьма церемонно чмокнул жену в ухо. Она ответила тем же, после чего велела всем проходить в зал и садиться, «а у нее вот еще не все готово, никогда она ничего не успевает». Ничего не оставалось, кроме как подчиниться.
В большом зале, который Шейла прибирала для приемов всего три-четыре раза в год, столы были расставлены покоем; с открытой же стороны сиял в полстены киноэкран; лишь очень близкие люди знали, что это — японский телевизор одной из последних модификаций, тонкий, скатывающийся в фольгу. По телевизору шел повтор кадров коронации венчания императора, супруги уже ответили на положенные вопросы и менялись кольцами. Митрополит Фотий с умилением разглядывал цесаревича, да и большинство присутствующих старалось отвести взгляд от венчаемой пары: императрица была на полголовы выше императора. Ну и что? Шейла была чуть не голову выше Богдана, и ничего, никто на венчании глаз не отводил. Богдан поразмышлял, где сегодня его место за столом, и понял — нет, не увильнуть. Сегодня его место за столом было главное. Кстати, точно против телевизора.
Сейчас прежде всего нужно было найти место для опасного гостя. Справедливо решив, что передача идет в записи, поэтому Баньшин едва ли кого может через экран сглазить, чертовар усадил несчастного колдуна к дальнему углу стола — так чтоб видел он только экран и ничего больше. Ну, тарелку, если глаза
Одесную Богдана, раз уж архимандрит Амфилохий вежливо приглашение отклонил, сославшись на проведение службы в соборе Яковль-монастыря, мог восседать только глава орды журавлитов — Кавель Модестович Журавлев. В таком случае ошую, слева от Богдана, мог сидеть кто угодно — но не Кавель Глинский. Еще принесет нелегкая фанатика-кавелита, начнет решать свой великий «вопрос вопросов» — и пожрать-то не дадут, стрельбу устроят. А есть Богдану чрезвычайно хотелось, кроме стакана чая без сахара с утра, ничего он нынче через пищевод не пропустил. Следовательно… Молниеносно чертовар понял, что выбора нет: у окна стоял вместе со своими длиннопалыми спутниками старец Федор Кузьмич. Бакенбарды его были расчесаны и подстрижены; Богдан безошибочно опознал парикмахерский стиль Шейлы. «Ведь и не училась никогда, в молодости на приемке в ателье индпошива сидела — вот поди ж ты, настропалилась как!» — с удовольствием подумал Богдан и направился прямо к Федору Кузьмичу — приглашать. А на последнем шаге понял: нет, не ошую от себя нужно сажать старца. Его можно пригласить сесть только во главестола.
Федор Кузьмич принял приглашение как само собой разумеющееся, огладил свежеподстриженные бакенбарды и со вкусом опустился в кресло, поставленное Шейлой для мужа. Богдан собирался сесть рядом, по правую руку, но обнаружил, что это место уже оккупировано, причем персоной отчасти неожиданной: там расслабленно восседала пожилая дама, Матрона Дегтябристовна, главная журавлевская маркитантка, Богданова теща. «Весь дипломатический протокол — козе под хвост» — беззлобно подумал Богдан и водворился слева от Федора Кузьмича, но не рядом, а через кресло, оставив свободным место для хозяйки дома. Стали рассаживаться и прочие гости, человек что-то около тридцати; Богдан вспомнил, что второй стол, для народу рангом пожиже, накрыт в малом зале — вот там-то и должен сидеть Савелий… Снова в сознании чертовара промелькнула какая-то важная мысль, но слишком быстро ускользнула: Пасхалий у правого торца безо всякого приглашения пытался произнести тост, стараясь обнять при этом толстого заведующего костопальным цехом, Козьмодемьяна Петровича.
На телеэкране крупным планом показывали цесаревича. Мальчик был одет в такой парадный мундир, что невольно думалось — как же ему, наверное, неудобно. Между тем наследник престола чувствовал себя столь непринужденно, что ненароком любой видящий его начинал ломать голову: ну где, ну у когонынче можно научиться такой образцовой выправке. Мальчик посмотрел в камеру, и те, кто встретился с ним взглядом, подумали все одно и то же: сейчас в глаза им смотрел будущий император Павел III. «Еще будет один государь Аделийский», — равнодушно подумал чертовар и потянулся к фаянсовой миске с любимым лобио. Своих детей у него не было, а любить чужих он не находил специальной причины — черти в них не водились почти никогда.
Застучали вилки и ножи, Шейла заняла свое место последней. Первым делом она плеснула из хрустального графинчика в свою стопку, затем — Федору Кузьмичу, затем — мужу. На том содержимое графинчика иссякло. Чертовар исподтишка понюхал темно-коричневый напиток. Пахло хорошо, но совершенно незнакомо. Прочие гости тоже наливали себе кто чего жаждал, а Богдан не утерпел и спросил у Шейлы:
— Слушай, это чего ты нам налила?
Шейла изобразила полную невинность.
— Как чего? Самогон, от Козьмодемьяна, новая марка. Он назвал — «Коронация». Самогон как самогон, только крепкий, учти.