Червь
Шрифт:
— Хочешь, чтоб я извинилась?
— Ты серьёзно? С тех пор, как я знаю тебя, я ни разу не слышал искреннего извинения от тебя, и поверь мне, твои лживые извинения прямо сейчас разозлят меня только сильнее. Это твоя инициатива. Хочешь попробовать извиниться?
Сука не ответила. Я видела как её плечи расслабились, голова выпрямилась, в положении тела стал читаться вызов.
— Боже, Рейчел. Это твой второй большой проёб за две недели. Может, мне стоит поговорить с боссом и…
— Стой, — вмешалась Сплетница. — Моя очередь.
Мрак убрал
Если это было так, то я могла понять, почему Сплетница вмешалась.
— Ты расстроена, я понимаю это, — сказала Сплетница. Сука смотрела в окно книжного магазина, избегая зрительного контакта и потирая шею. Сплетница продолжила. — Ты не чувствуешь, что сделала что-то не так, и если бы у тебя был шанс все переделать, ты бы снова так поступила… и всё же на тебя все злятся.
Сука встретила взгляд Сплетницы. Тон её ответа был смесью раздражения и скуки.
— И все по очереди устраивают мне разнос и изливают на меня психологическое словесное дерьмо.
Сплетница ждала, возможно для того, чтобы восстановить самообладание, придумать другой подход или использовать свою силу и узнать что-то, что она сможет использовать. Или она просто давала время Суке время подумать, что та своими словами делает себе только хуже. Я не была уверена — я не могла прочитать выражение её лица. И всё же она не улыбалась и не усмехалась в своей обычной манере.
Тон Сплетницы был ещё более раздражённым, когда она ответила.
— Отлично. Я перейду сразу к делу. Оба твоих провала на прошлой неделе связаны с отсутствием коммуникации. Если бы ты сообщила нам, что отправилась за деньгами пораньше, то, возможно, засада не стала бы для нас неожиданностью. Если бы ты сообщила нам, что впуталась в конфликт с Крюковолком из-за собачьих боёв, то мы были бы более готовы к сегодняшнему вечеру. Открывай рот почаще. Говори с нами, сообщай о том, что происходит. Хорошо?
Сука не ответила, её напряжение было видно по шее, одеревенелой позе, руках в карманах.
— Подумай об этом, — предложила Сплетница.
Я снова посмотрела за угол. Трикстер по-прежнему курил свою сигарету, но теперь он смотрел прямо на нас. На меня. Гориллоподобное существо смотрело на него. Думаю, он что-то говорил. Было трудно понять.
— Думаю, пора заканчивать, — сообщила я остальным. — На нас смотрят.
Мы оставили укромный уголок, лишь понурая спина Суки показывала, что что-то произошло. Она тащилась в нескольких шагах за нашими спинами. В воздухе висело напряжение, но оно не было направлено на неё и не исходило от неё. Мрак и Сплетница немного отдалились друг от друга. Либо ему не нравилось, когда вмешивалась она, либо он был сердит на себя, но что-то их напрягало.
Регент был молчалив. Когда Лиза навещала меня на неделе, она рассказала, что у него всё ещё иногда были приступы боли в руке.
Мне это не нравилось. Трение в группе подрывало дух товарищества, взращивало и нагнетало скрытое чувство напряжённости. Мне нравились эти ребята. Даже Сука — не знаю, могу предположить что пройдет какое-то время, прежде, чем я смогу сказать, что мне она нравится, но, возможно, я смогла бы испытывать к ней уважение за её вклад.
Я знала, что будет трудно сдать их, совершить предательство и передать информацию в Протекторат, как только она у меня будет, я буду должна… но когда я думала об этом, я знала, что смогу стиснуть зубы и сделать это. В конечном счёте, угрызения совести перестанут меня терзать. Возможно, я даже буду гордиться своим грандиозным планом.
Все чётче я видела день, когда я передам информацию и скажу «до свидания» Неформалам, день, когда я начну менять себя. Начну превращать Рой в героя в глазах общества, я сделаю всё возможное для того, чтобы восстановить своё доброе имя, стать уверенной в себе храброй Тейлор. Если я смогу разорвать связь с Неформалами и совершить этот рывок, я знала, что смогу изменить себя.
Но, как бы странно это не прозвучало, мысль о том, что я оставлю всё это позади была горче, чем идея передачи информации Протекторату. Я знала, что в этом нет никакого смысла, но я хотела иметь возможность сказать себе, что у меня были настоящие друзья прежде, чем я разрушила нашу связь, чтобы поступить правильно. Я могла только надеяться, что угрызения совести уйдут. Даже когда я дружила, нас было только двое, я и Эмма. У меня не было опыта того, как группа друзей справляется с горечью и негодованием. Жизнь — боль.
Когда я оглянулась на Суку, меня ударило осознание, что ей, должно быть, стократ хуже. Я ощутила приступ сочувствия.
Я знала, что значит быть одной среди группы людей.
Замедлив темп, пока я не поравнялась с ней, я попыталась подобрать слова. Начать светскую беседу? Я не знала как. Успокоить её? Я не думала, что могла бы сказать что-то, что не создавало бы впечатления, что я на её стороне или, наоборот, что я пытаюсь опять ворошить муравейник, снова раздувая словесный конфликт. Если я поддержу Мрака и Сплетницу, то ей станет лишь хуже, да и вообще, я подозревала, что она не станет стоять и выслушивать подобное от меня.
— Крюковолк проводил собачьи бои? — тихо спросила я. — Заставлял собак драться?
— Драться до смерти, — ответила Сука почти неслышно.
Если твои единственные настоящие спутники или семья — твои собаки, я могла понять, как это задевает за живое. У меня никогда не было собаки, но, судя по моим наблюдениям, собаки были похожи на детей. Они зависели от людей, и если те обращались с ними плохо, то это было ужасно.
— Ты их остановила?
Она повернула голову в мою сторону и посмотрела в глаза.