Червь

Лагутин Антон

Так… так… так…

Плыву. Нерест. У меня горит в одном месте, как у подростка на Семенович. Икра. Всюду икра, которую я должен оплодотворить быстрее всех! Вода уже начала затягиваться белёсым туманов молокой других рыб, но я буду первым! Ага, так, вырываюсь из тумана. Подстраиваюсь к ковру из икры, устлавший каменное дно реки. Ооо… Хорошо… О… Да-да… Спускаю…

Миссия выполнена!

Нужно пожрать. Нужно срочно что-то сожрать, иначе, прямо тут лягу на дно, и буду смотреть, как другие спускают на икру, еще и меня в придачу заливая. О, червячок! Ай, сука,

моя губа! Что? Крючок? Бляха-муха, ТУПАЯ Я РЫБИНА! Попалась… Одно радует — вижу, что не я одна такая тупая. Пытаюсь дышать, работаю жабрами, но мне словно газ перекрыли, и я погружаюсь в тёплый мокрый сон. Засыпаю. Но почему сознание живо?

— Ты готов бить? — спрашивает мужчина.

— Да!

— Бей!

Н-е-е-е-е-т! Мои яйца!

Глухой удар. Лезвие ножа вонзилось в деревянную поверхность. Чувствую, как всё вокруг меня дёрнулось и… и нихуя… Я по-прежнему живой.

— Молодец, сынок, точно по жабрам. Теперь смотри: вставляй лезвие сюда, ага, и веди вдоль пуза до самого хвоста. Нет! От себя, иначе отхреначишь палец и что тогда?

— Роже приделает его обратно! — мальчик радостно засмеялся.

— А если не приделает? Если у неё не получится?

— Получится! Я видел, как она отрубленные ноги сращивала…

Роже? Сращивала ноги? Где я? Кто я, мать вашу?!

Чувствую, как всё вокруг меня пришло в движение. Меня чуть сдавливает.

— Молодец! — восклицаем мужчина, — теперь надо выпотрошить.

Кого? Меня?! Вы там что, с ума все посходили? Отпустите меня! Меня нельзя потрошить! А хотя, уже похуй.

— Давай, — продолжает мужчина, — засовывай пальцы, хватай всё, что там нащупаешь и резко дёргай!

— Фу-у-у-у, — стонет малец, — там так противно и мокро!

Это ты еще в пихву свои ручонки не вставлял. Вот где противно и мокро, но не всегда. Бывает очень даже приятно!

— Тяни, давай! — кричит мужчина. — Тяни!

Вокруг меня всё зашевелилось. Чувствую, как меня резко сдавило. Сжало как в лифте, битком набитом офисными менеджерами. Высвечивается 11й этаж, открываются двери и потный жирдяй, похожий на грушу, впихивается в лифт, вжимая меня с дюжиной коробок в стену. Рукой до кнопок он достать, конечно же, не может, и мы все слышим: — Нажмите, пожалуйста, 12й этаж.

12 этаж! Ты серьёзно! Повышенный холестерин убьёт тебя на лестнице, если ты попробуешь подняться, хотя бы на один этаж? Ну, уж нет! Этот беспредел я так просто не оставлю. Если я его не остановлю, он так и будет пихать своё пузо всем под нос.

Когда он выходит на 12 м этаже, я, выталкиваю всех из лифта, так как мне надо вытащить клиентские посылки, и иду следом. Шаркаю по темно-голубому ковролину, стараясь не отстать, но коробки так и норовят выскочить из моих рук. Одной это удаётся сделать, и пока я её поднимал, толстяк нырнул в сортир. Ну нахер эти коробки с дешёвым дерьмом, пусть тут ждут! Оставив картонную пирамиду возле двери туалета, я быстро окидываю коридор взглядом — всё чисто, желающих отлить больше нет — и захожу следом.

Внутри меня встречает чистота и блеск, заботливо наведённые руками азиатских

приезжих. Чёрный пол, белые стены. Яркий свет газовых ламп ровно ложится на ряд белых писсуаров, между которых стоит бесформенное тело, спустив штаны до колен. Он кладёт руки на пояс, и струя мочи бьёт в блестящий писсуар, разбрызгивая мелкие капли во все стороны. Я терпеливо жду, но терпения нет. Начинаю насвистывать, включаю воду в раковине. Трусь возле него, сложив руки на груди. Короче, делаю всё, чтобы он прекратил ссать и внимательно меня выслушал. Наконец, он меня замечает. Хватается за брюки, окроплённые множеством мелких капель. Застёгивая пуговицу, он смотрит на меня с таким тупым выражением, что я не выдерживаю и заявляю ему:

— Ты — слабак, который не в состоянии подняться по лестнице всего один этаж!

— Приятель, — довольно спокойно говорит он, застёгивая ширинку, — иди на хуй. Как хочу, так и поднимаюсь.

Охуевшая скотина по имени Константин, если верить его бейджу (бывают дни, мы с Дрюней меняемся нашими для прикола) начинает неуклюже застёгивать ремень, пытаясь попасть в самую крайнюю дырку, но слегка обсосанные пальцы ему не особо помогают.

— Константин, — говорю я, — сейчас подниматься ты будешь на хую, если продолжишь разговаривать со мной в таком стиле. Я же с добрыми намерениями, понимаешь?

— Свои благие намерения вот так сдави, — тут он подносит свою ладонь отдающую мочевиной к моему лицу и начинает своими пальцами сжимать воздух до размера песчинки, — и засунь себе в задний проход.

Его указательный палец с идеально подстриженным ногтем, с белой окантовкой, блестящий, как свежий лак на тачке, начинает тыкаться мне в грудь, как тычется конец его ремня мне в ногу, который он так и не осилил застегнуть. Каждый тычок подобен удару ножа в моё сердце! Я же хотел как лучше! Зачем? Зачем ты так?!

— Сейчас ты выйдешь, — говорит он, — и наебенишь вниз по лестнице, а я спокойно спущусь следом, но на лифте. Понял? — под жирными щеками появилось подобие улыбки, он даже прыснул, пытаясь засмеяться, но вдруг весь искривился, согнулся в три погибели и застонал.

Нормально я так заехал ему по шарам. Хотел еще раз, но зашли другие офисные зассанцы. Взяв толстяка под руку, мы вышли из туалета. Дошли до пожарной лестнице и уже вместе — он катясь как мяч, а я его пиная как футболист в атаке на ворота — спустились на первый этаж.

— Нам нужно вернуться за коробками, — говорю я ему, — вставай!

Он что-то болезненно промычал, схватился за перила, но встать не смог.

— Вставай! У меня доставка горит, я не могу опаздывать, понимаешь? Я всегда успеваю в срок. Я — профессионал!

С трудом, но мы начали покорение “Эвереста”. Я думал, он помрёт на девятом этаже. Но нет! Он смог подняться на одиннадцатый и уже там двинуть кони. Вначале захрипел, затем посинел, потом споткнулся, перевернулся на спину и начал жадно хватать воздух ртом. И замер, выпучив язык. Наверно, действительно избыток холестерина его погубил. Так и остался там лежать, в обмоченных брюках.