Чешское фото
Шрифт:
Раздорский. Но фотографы в этом не виноваты.
Зудин. Как официальный нищий, без пособия, имею право на следующий вопрос?
Раздорский. Имеешь. Слушай, а где Светка?
Молчание.
Где Светка? Где Светлана Кушакова?
Зудин. Действительно, интересно, а почему моя жена до сих пор не с нами?
Раздорский(поражен). Как ты сказал? Жена?
Зудин. Эта леди обещала прийти. Тебе, я думаю, хотелось в первую
Раздорский. Ты сказал, Светлана Кушакова… твоя жена?
Зудин. Да… жена.
Молчание.
Светлана Кушакова, по-моему, всегда приходила к нам с опозданием.
Молчание.
Всех твоих жен я не знаю. Я не был на твоих свадьбах. Меня тут одно время девушки Саратова спрашивали, как ваш друг Раздорский мог связать себя узами с такими женщинами и главное ради чего? Одна на полвека старше, другая — чья-то дочь. Я сказал не знаю — я не был на его свадьбах. Ну… саратовские наши девушки, конечно, тут передавали из уст в уста, что просто одна страшнее другой… Я пытался тебя как мог защитить… Сошлись на том, что их выбирал кто-то другой вместо тебя. А наши, саратовские девочки, обречены были уезжать в Египет… Тут египтяне строили кирпичный завод… до сих пор не могу понять, почему именно египтяне.
Раздорский. Наверно, ответили за Асуан.
Молчание.
Зудин. Не обижайся. Здесь про тебя говорили так: первый раз ты женился ради московской прописки… потом ради квартиры в центре, потом тебе понадобилось еще что-то. А счастье они тебе дали в результате, эти жены? Вопрос саратовского маньяка…
Раздорский. Что они мне могли дать? Все, чего я добился, я достиг сам…
Зудин. Я слышал, ты там теперь возглавляешь что-то, но не думал, что ты такой богатый…
Раздорский. Есть люди и побогаче…
Молчание.
Зудин. А я ведь помню — до того, как стать рестораном, этот пароход ходил по Волге. Первое его название было «Климент Ворошилов». Жалко, красивый был корабль.
Раздорский. Все тут будет по-другому — пароход этот, Лева, теперь мой.
Молчание.
Сделал в Саратове кое-какие покупки… подумал, а не привести ли мне ресторан в божеский вид?
Зудин. Ты такой богатый?
Раздорский. Не бедный…
Зудин. Понятно. А я думаю, почему это официанты тебя так боятся. А я-то дурак обрадовался, думал, Пашка приехал ко мне, вспомнить молодость.
Раздорский. Боятся? Я не заметил…
Зудин. Официант на тебя смотрел, как на торт с кремом. Так и хотел лизнуть… хозяина.
Раздорский. Он тебе не нравится? Так мы скажем, чтобы подавал другой.
Зудин. Другие тут не лучше.
Раздорский. Нам еще покажет ночную программу местное варьете на воде. Будь готов!
Зудин. Слава Богу, оркестр оголодал
Раздорский. Ты заметил, какой у певицы кадык?
Зудин. Кадык? У женщин не бывает кадыков…
Раздорский. Бывает-бывает… Такой иногда ходит хрящ, особенно когда особа большой кусок пытается проглотить. Тебе повезло — ты сидел к ней спиной.
Молчание.
Тебе когда было пятьдесят?
Зудин. Пятидесяти мне никогда не будет. Я умру юным и молодым. Значит, ты и с этой женой разводишься. Звали как, бедняжку, я забыл.
Раздорский. Какая разница! Все они вместе одного имени не стоят.
Зудин. Один мой сокамерник так в этом случае говорил: жизнь — это гниение металла.
Раздорский. Жизнь — это грязь, потом снова грязь и снова грязь, и потом — смерть… И потом опять грязь… опять дерьмо!
Зудин. Ужас! Паша… чьи это речи? Где твое жизнелюбие? Ты получил успех, имеешь удачу! О какой смерти ты заговорил в зрелые годы? Не все так безнадежно!
Молчание.
О чем ты думаешь все время? Какая дума тебя давит, хлопец? Кто, как не старый друг, тебя поймет и утешит!
Раздорский. Поймет?
Зудин. И очень глубоко…
Молчание.
Раздорский. Ты понимаешь, когда от жены уходит, скажем, учитель пения из начальных классов, то никого это не волнует, кроме настройщика, который ей что-нибудь настраивал. Но когда уходит муж, у которого свои дома в Москве, а также банк и много магазинов, то для него это дорогое удовольствие. Или пихать в горло все, что она сможет проглотить, или вернуться.
Молчание.
Дело не в деньгах. Зачем я все это устроил? Попался на старости лет, пустил соплю. Эта жена мне ничего не сделала плохого, кроме того, что жила рядом. Лет семь я с ней мирно прожил. Все эти магазины, банк, дома — это ведь ее заслуги. Она вела все дела, а я только пользовал знакомые всем до боли лица. Процентов семьдесят в случае развода она приберет, я это знал, но я на это пошел. Скучно мне стало, Лева. Ты знаешь, золотому тельцу я всегда предпочитал тельцо… обычное, теплое…
Зудин. Тельцо… бывает и прохладным…
Раздорский. Не знаю, мне как-то больше попадалось тельцо с испаринкой… горяченькое…
Зудин. Оно озябшим бывает…
Раздорский. Ты знаешь, Лева, что я не настолько разборчив, как ты. Полеты над бездной уже не часто себе позволяю, и не в Москве, а где-нибудь в Малайзии… Сингапуре. Решил я себе устроить очередной полет. На белом лайнере, по трем океанам сопровождал я женский ансамбль танца, но не как в прежние времена — фотографом, а как главный спонсор, как, можно сказать, отец. Можешь себе, Зудин, представить, какая ответственность давила на грудь — в течение двух с половиной месяцев — пятьдесят балерин и помощник гримера по имени Света, семнадцати лет, с таким ястребиным лицом, как будто она не грим накладывала, а скальп снимала. Было, как в песне (поет) — «на палубу вышел, сознанья уж нет»…