Чесменское сражение. Граф Орлов против Хасан-бея
Шрифт:
Так с опозданием вскрылось страшное преступление. Кронштадтские подрядчики, не утруждая себя поездками за пресной водой, наполняли бочки соленой, которую черпали тут же в гавани. Расчет был прост: пока дойдет эскадра до датских проливов, пресной воды хватит, а уж там пусть наливают заново. Кронштадт далеко, Петербург еще дальше, бумаги в исправности, чего еще бояться?
Последствия не замедлили сказаться. Буквально на следующий день пошли от зловонной воды по эскадре болезни и смерти. Вскорости скрутило и самого адмирала. Непросто было в те дни Спиридову. Однако,
Почему поступил так не привыкший к обману и интригам адмирал, непонятно. Может, хотел поднять свой авторитет в глазах Екатерины, может, наоборот, избавиться наконец от ее упреков и выговоров в свой адрес. Известно одно: письма эти скоро обернулись серьезным обвинением против него самого. Императрица обмана Спиридову не простила.
А на кораблях становилось все тяжелее и тяжелее. Чтобы как-то жить, капитаны кораблей самолично изобретали новые способы получения сносного питья и пищи. На «Иануарии», к примеру, говядину с полдня варили в забортной воде, «дабы с положенным мясом взяла добрый вар», а потом уже ссыпали в этот «балтийский бульон» кашицу и горох, перемешивали все и хлебали перекрестясь. На «Святителях» делали иначе: разбавляли тухлую воду забортной и употребляли единым духом. Но пить все одно хотелось.
– Деды живали – мед пивали, мы ж живем – и воды не пьем! – печалились мучимые жаждой матросы. – Каково житие, таково и питие!
Несмотря на болезнь, Спиридов самолично опробовал всяческие приемы употребления воды. И в конце концов порешил так:
– В сутки давать каждому офицеру и матросу по кружке воды соленой. А чтобы горло не драло да желудки наружу не выворачивало, сию дрянь доливать исправно двумя чарками доброго рому. На раздачу ж назначить офицеров поглазастей!
«Северный орел» поинтересовался: что делать с порционным вином?
– А что хотите! – ответили с флагмана.
Но Клокачев не унимался:
– Что пить, ежели ром скоро кончится?
– Пейте водку! – был ему лаконичный ответ.
Вновь учрежденный напиток по нраву не пришелся никому. И если офицеры, пример подавая, пили молча, то матросы роптали:
– Петр-царь нашему брату шестнадцать чарок на месяц даровал, так пошто туды тухлятину всякую льют?
Питие потребляли с прибаутками:
– Пьем досуха, чтоб не болело брюхо!
– Эй, Кирила, не отворачивай от чарки рыла!
Самые же ловкие умудрялись порой кружку воды выливать наружу, а ром внутрь. Так было куда приятнее и животу и душе. Воды оставалось на двадцать дней, если же сделать поправку на утечку, то и вовсе на двенадцать или на двадцать восемь суток, если урезать нормы выдачи вдвое.
Несмотря на все переносимые лишения, ежедневно на всей эскадре проходили всевозможные учения. Спиридов торопился сколотить команды и подготовиться к предстоящим баталиям.
То там, то здесь тишину вспарывали гулкая барабанная дробь да трели боцманских дудок,
Не желая терять понапрасну ни единого часа, распорядился адмирал играть капитанам тревоги по своему усмотрению, когда кому способней будет. Надзор за артиллерийскими экзерцициями осуществлял Иван Ганнибал – цейхмейстер эскадры. Его смуглое лицо с крючковатым, немного приплюснутым носом мелькало по всем кораблям. Разбор учениям проводя, наставлял цейхмейстер капитанов:
– Надлежит дело артиллерийское знать каждому крепко, дабы быть искусным, когда случится против неприятеля действовать!
Орудийную прислугу больше учили примерно потому, как в плавании орудия были по-походному растянуты на талях. Канониров вначале практиковали в пальбе мушкетной, выдавая на каждого по дюжине пуль. Затем, раскрепив по нескольку пушек на каждом корабле, обучали вспышкам без пальбы, лишь посыпая порох в затравки.
Плавание продолжалось. У Борнхольма к эскадре присоединились бомбардирский корабль и транспорта. Погода снова испортилась, пришлось отстаиваться за островом на якорях.
– Созывай консилию! – приказал флаг-капитану Спиридов.
Собрав капитанов, зачитал он им императрицын рескрипт. Призадумались все. Рескрипт был начертан столь премудро, что одна его половина противоречила другой.
Первым попросил слово худой и болезненный капитан «Европы» Корсаков:
– Никак нельзя эскадр Резервный нам отпускать. В Копенхафен плыть надлежит вместе и там припасы перегружать. Хотя параграф сей придется нарушить.
– Ничего, Иван Алексеевич, – утешили его тут же, – этот параграф нарушим, зато исполним другой…
Всех выслушал адмирал со вниманием, затем огласил «инструкцию секретную по королевству Датскому, собственноручно Екатериной составленную».
«Относительно к сей короне можете вы на нее совершенно надежными быть и, если бы крайняя нужда была, смело можете входить в ее гавани, ибо мы находимся с Его Датским Величеством в теснейшем союзе».
– Нужда у нас крайняя, – закончив читать, подвел итог Спиридов, – посему повелеваю всем плыть в Копенхафен вместе. Будем пополнять у датчан припасы недостающие. А умники кабинетные пусть потом себе разбираются на здоровье, что да как!
А Балтика все продолжала штормить, несмотря на август месяц. Порывистый ветер отчаянно кренил корабли. Так, без сна и отдыха, добрались до берегов Ютландии. За время этого перехода скончались еще двадцать семь человек.
– Всё, – говорили на кораблях, – прощевай, море Балтическое!
Из-за противного ветра корабли стали в бухте Кеге, что неподалеку от датской столицы к югу. Хотели водой из ближней речушки налиться, но не сумели, лишь два палубных бота на накате потеряли. А едва развернулись вымпела и флаги в нордовую четверть, пошли эскадры на рейд Копенгагенский.
Копенгаген, Копенгаген – ты раскинулся на перепутье морских дорог, омываемый солеными водами Атлантики и пресным течением балтийских вод.