Честь чародея
Шрифт:
Лукас не ответил. Он молча смотрел на сестру и гладил ее руку.
— Где она сейчас может быть? У вас есть какие–нибудь догадки?
— Есть, — призналась Ферн. — Только я не знаю, верны ли они. Вчера я кое с кем встречалась и узнала кое–что, что могло бы нам помочь.
— Вы наводили справки или это совпадение?
— Нет, специально я ничего не узнавала, но… совпадений не бывает, есть только система. Или фрагменты более крупной системы. Это зависит от того, во что вы верите.
— Ни во что, — холодно ответил он. — В хаос. Так что вы узнали?
— Сначала я хочу вас кое
— Рокби.
Ферн изменилась в лице.
— Вы это ожидали услышать?
— К сожалению, да.
— К сожалению?
— Не берите в голову. Кое–что сходится, но все же нужны доказательства, подтверждающие мои догадки. На той вечеринке было много незнакомых вам людей?
— Думаю, больше половины. Но я уже говорил, что все были в маскарадных костюмах, масках, париках. Все раскрашены до неузнаваемости. И знакомых–то не узнаешь.
— Меня в данном случае интересуют женщины.
— Да, это действительно сужает круг подозреваемых, — ядовито сказал он.
Ферн не обратила внимания на его сарказм.
— Возможно, наряженные ведьмой.
— Да, несколько дам были в костюмах ведьм. Никаких остроконечных шляп и седых волос. Все выглядели шикарно. Между прочим, сама Дана нарядилась ведьмой. Вся обмоталась розовым шифоном и распустила волосы. Эдакая средневековая красавица, встречающая новое тысячелетие. Она даже имя себе выбрала. Что–то типа Фата Моргана, точно не помню. Она читала Томаса Уайта. Что–то не так? — встревоженно спросил он, заметив, что Ферн стала белой, как полотно.
— Может быть, Моргас? — прошептала она.
— Да, кажется, Моргас.
На слабеющих ногах Ферн подошла к окну и прижалась пылающим лбом к стеклу. Она смотрела на облака, сквозь которые просвечивало синее небо, и пыталась осмыслить то, что сейчас узнала. «Моргас там. Она там, и она неуязвима. И если она не ищет меня, значит, я должна найти ее. В Рокби. — Сердце Ферн мучительно сжалось. — Я не могу, я не готова. У меня нет сил снова бороться с ней. Да и как? Она же бессмертна!» Ферн пыталась справиться с охватившей ее слабостью. Ей казалось, что прошла целая вечность, прежде чем она смогла успокоиться. Она повернулась к Лукасу.
— В эти выходные я уеду, — наконец промолвила она. — В Йоркшир. Мне нужно кое с кем посоветоваться. Я вам позвоню, когда вернусь.
— Я дам вам номера всех телефонов, по которым со мной можно связаться. — С этими словами он протянул ей визитную карточку. — Мне действительно нужно привезти ее подругу из Австралии? Думаю, она вряд ли сможет приехать — она беременна.
— Пока оставьте эту затею.
«Она напугана, — думал Лукас, глядя на Ферн. — Сильно напугана, несмотря на свой независимый вид». Он спросил:
— Так что я могу сделать для нее, кроме как найти мишку?
— Думайте о ней, — ответила Ферн. — У вас есть Дар. Ищите Дану в мечтах и снах. Во сне вы можете делать удивительные открытия.
— Я знаю, — ответил он.
Видение застало Лукаса, когда он уже засыпал, моментально перенеся его из состояния полудремы в мир кромешной тьмы, минуя все переходные стадии погружения в подсознание. То, что он видел, не было похоже на сон — он словно оказался
Сколько себя помнил, Лукас всегда боялся моря. В детстве его самым страшным ночным кошмаром была ревущая стена сине–зеленой волны, несущейся к нему, сметая на своем пути все преграды. Во сне он забирался на высокие холмы, но бушующая стихия все равно настигала его, и он просыпался, стеная от ужаса, в уверенности, что утонул. Когда ему исполнилось пять лет, отец попытался научить его плавать, но Лукас так и не избавился от своего страха, лишь научился скрывать его. С возрастом кошмары мучили реже, но страх не прошел.
Как–то раз он провел три дня на яхте своего друга в открытом море. Это решение далось ему тяжело. В течение этих трех дней Лукас был тих, бледен и не мог есть. Его друг думал, что он страдает морской болезнью, но причина была иной. Когда Лукасу было девятнадцать, его мать погибла в автокатастрофе. Спустя пару дней после похорон он проснулся от кошмара, в котором видел себя лежащим на морском дне. Рыбы объедали его плоть и сновали в его теле. Подплыла русалка и уставилась на его труп невидящими мертвыми глазами.
И вот теперь он находился на крошечном суденышке в самом сердце морской бури. Лукас не понимал, как очутился здесь, и испытывал дикий страх, парализовавший его волю. В голове крутилась одна мысль: «Это безумие, безумие, безумие, у нас должны быть средства спасения, у нас должна быть рация, мы должны позвать помощь!» Но ни спасательных средств, ни рации не было. Позади него молния с угрожающим треском ударила в мачту, и та разлетелась на куски. Раздался леденящий душу вопль — кого–то смыло за борт. Лукас стоял, оцепенев, и ничего не мог предпринять. Он изо всех сил цеплялся за штурвал, единственное, что подвернулось под руку. Неожиданно его пронзила мысль: ведь он же капитан и отвечает за этих перепуганных кричащих людей, потому что именно он втянул их в это безумие. Тяжесть этой ответственности камнем придавила его, пробила доски под ногами и увлекла на дно.
Впоследствии ему не хотелось вспоминать, как он умирал. Это видение было слишком реальным — гораздо реальнее, чем сон. Лукас увидел русалку с остекленевшими глазами, тянувшую к нему руки. Ее волосы шевелились, как змеи. Он погружался в пучину все глубже и глубже, чувствовал, как легкие разрываются от боли, как оглушительно стучит кровь в висках; он сопротивлялся из последних сил, хотя осознавал бесполезность борьбы с разбушевавшейся стихией. Потом в глазах у него потемнело, и он понял, что умирает…