Честь и долг
Шрифт:
— С-сми-ирна! — в исступлении заорал капитан на своих солдат. Он вынул какую-то бумагу из полевой сумки, помахал ею перед строем и угрожающе сказал: — Слушать царский приказ!
В ответ снова грянуло "ура!", и из шеренг раздались крики: "Довольно крови!", "Не пойдем больше бить людей!"
Лашкевич покраснел, потом побледнел. Солдаты застучали прикладами в пол.
Капитан отступил на несколько шагов, повернулся к офицерам:
— Господа офицеры! Прошу вас всех уйти!
Обер-офицеры по одному стали ретироваться. Последним под крики «коли» выскользнул из зала капитан. Солдат словно прорвало. Строй смешался, некоторые, заряжая винтовки,
Из форточки раздалось несколько выстрелов, и капитан Лашкевич, жестокий мордобоец и палач, упал мертвым на оледенелые плиты батальонного плаца.
Тысячи человек высыпали во дворы, взяли приступом цейхгауз и вооружились винтовками. Ликование царило в огромной массе людей, одетых в серые шинели и вооруженных. Горнисты играли «Сбор», "В атаку!", резкие сигналы взрывали звуками морозный воздух и будоражили людей еще больше. Прозвучало несколько выстрелов в воздух.
Офицеры попрятались, лишь несколько прапорщиков присоединились к солдатам и унтер-офицерам, поднявшим восстание. Волынский гвардейский полк, сформированный ровно за сто лет до февраля 1917-го, числивший своим шефом его величество государя всея Руси Николая Второго, первым в российской императорской армии открыл боевые действия против самодержавия…
…На Преображенской площади идет строевое учение первого полка гвардии — Преображенского. Здоровенные солдаты по команде унтер-офицеров печатают шаг, выполняют повороты… Из Парадной улицы, от казарм волынцев показывается многотысячная толпа солдат, при оружии. Ряды преображенцев сломаны, солдаты и унтер-офицеры словно только и ждали сигнала. Они присоединяются к восставшим, бегут в казармы полка, чтобы поднять там роты, не вышедшие на ученье.
Толпа солдат захлестывает остров Литовских казарм. Здесь сначала сомневаются, стоит ли бунтовать, но уже через несколько минут гремит дружное "ура!", открывают цейхгаузы, раздают винтовки, патроны и бегом — на улицу, чтобы пожать руку своим товарищам и братьям из других полков. И здесь играют горнисты, гремит набатом полковой колокол…
Мощный поток серых шинелей льется по параллельным улицам, идущим к Литейному от казарм преображенцев и волынцев, от Таврического дворца: с Кирочной, Фурштадской, Сергиевской, Захарьевской. Это не только средоточие казарм, но и самый аристократический район столицы. Дворцы знати, особняки, доходные дома с роскошными квартирами, где живут финансовые и промышленные аристократы, содрогаются от грохота выстрелов в воздух, криков "Ура!", "Долой монархию!", "Вперед, братцы!", "Да здравствует свобода!". Толпа солдат пока неуправляема. Она инстинктивно стремится получить вождей.
Прапорщик Георгий Астахов верхом присоединяется к толпе солдат.
— Братцы! Я с вами!
— Ура! Прапорщик с нами! — гремит в ответ из сотен глоток. — Ура! Вперед!..
Еще у казарм Волынского и Преображенского полков солдаты встретились с рабочими, посланными сюда на разведку и для агитации. "Теперь наша возьмет!" — говорили рабочие, братаясь с солдатами. Но людей в рабочих картузах и тужурках еще слишком мало среди массы солдат, шагающих к Литейному. Район-то ведь аристократический. Но взрыв уже сотряс всю столицу. Колонны солдат поворачивают к Финляндскому вокзалу, туда, где снова разлились рабочие демонстрации и митинги.
В огромном человеческом море, залившем площадь перед вокзалом, серый цвет шинелей преобладает. На крыльцо вокзала поднимается токарь Калинин. Активист Петербургского комитета поглаживает
— Если хотите иметь вождей, то вон — рядом тюрьма «Кресты»! Вождей надо сначала освободить!
Мысль вожака подхвачена толпой. Кто-то из солдат кричит, что надо освободить братьев и из военной тюрьмы. А на другой стороне Невы, на Литейном — окружной суд. При нем — дом предварительного заключения, мрачная «Предварилка».
Колонна солдат соединилась с рабочими орудийного завода и гильзового отдела «Арсенала» на Литейном. Напротив орудийного завода — здание окружного суда. Народ штурмом берет окружной суд, открывает ворота «Предварилки» и выпускает из нее и тех, кто давно под следствием, и арестованных только вчера большевиков. Дом окружного суда разгромлен в считанные минуты, листы судебных дел летят из разбитых окон, устилают помещения суда и уличные тротуары вокруг здания.
— Уничтожим гнездо царского произвола! — брошен лозунг, и запылал окружной суд, подожженный сразу со всех углов. Пища огню была добрая, жаркое пламя и дым, смешанный с пеплом судебных бумаг, столбом поднялись в небо столицы.
…Громкий, требовательный стук в дверь квартиры Павловых на Сердобольской улице сначала смутил хозяев и присутствующих членов Выборгского райкома. Приготовили револьверы. Мария Георгиевна пошла открывать.
Ворвался сияющий, перевязанный пулеметной лентой, полной патронов, с винтовкой в руке Иван Чугурин. Его лицо, закопченное и измазанное, сияло. Отставив винтовку в угол, он тут же в передней обнял и расцеловал Машу.
— Наша взяла! — громко сказал он. — Полки солдат с оружием переходят на сторону революции! Сорок тысяч солдат с Литейного пришли к нам на Выборгскую! Тысячи пошли «снимать» полки в других частях города! Ура, товарищи!
Не таясь никого, партийцы дружно крикнули "ура!". Чугурин ушел на улицы помогать солдатам. А в квартиру Павловых, ставшую одним из информационных центров большевистской партии, потекли из разных районов Петрограда вести одна другой радостнее.
К восстанию присоединились Московский полк, броневой автомобильный дивизион, саперы и артиллеристы, военно-автомобильная школа… С помощью броневиков взята телефонная станция. Рабочие выключили все телефоны правительства…
…Еще затемно Настя собралась идти на улицу. Она плотно набила бинтами, корпией и пузырьками с йодом сумку санитара, приготовила себе белую повязку с красным крестом на руку, позавтракала. Тетушка сочувственно следила за ее приготовлениями. Провожать вышла на лестничную площадку. Перекрестила на дорогу:
— Береги себя! Обещай не рисковать!
Было еще темно, когда Анастасия вышла на Невский. Народу было мало, трамваи не ходили, встречались патрули полицейских, но, по мере того как светало, полицейские куда-то исчезли. Пока Настя дошла до магазина Черепенникова на углу Литейного и Невского, совсем рассвело. Народ стал прибывать. На Литейном его было уже порядочно. Здесь оставались еще неразобранные баррикады, лежали на боку трамвайные вагоны. День обещал быть ясным и не очень морозным.
Анастасия примкнула к группе путиловцев, шедших освобождать из Петропавловки солдат Павловского полка. Рабочих вел старый подполковник Краузе, который однажды приходил на молодежную сходку в Лесном, и Настя его сразу узнала. Краузе ее совсем не помнил, но одобрил желание сестры милосердия быть с рабочим отрядом. Водовороты летучих митингов закручивались почти на каждом углу, у каждого возвышения. Изредка через толпу, громко сигналя клаксонами, проносились грузовики, полные солдат и рабочих.