Честь взаймы
Шрифт:
– Буду премного благодарен… Кайр.
Юноша решил, что имеет дело с ветераном последней дамодарской войны, и счел необходимым оказать помощь доблестному воину. Собственно, слишком далеко от истины он не ушел, Росс в ней участвовал, но не младшим офицером, а маршалом, что сути вопроса не меняло. Глубокий ожог никак не хотел заживать и все время сочился сукровицей и гноем, а о его происхождении Джевидж даже не догадывался. Может, у будущего доктора получится справиться с напастью, потому что мэтр Амрит вылечить рану так и не сумел. Впрочем, все знают, каковы лекари из колдунов.
Но, по всей видимости, у ВсеТворца имелись несколько иные соображения относительно пассажиров этого
Прислушиваясь к оживленной болтовне спутников, Фэйм поражалась той сверхъестественной легкости, с которой Росс Джевидж умудрился втянуть незнакомых и не расположенных к общению людей в интересующий его разговор. И куда только подевалось былое мрачное высокомерие лорд-канцлера? То была удобная маска, столь необходимая каждому политику, или Джевидж инстинктивно ищет сторонников, неосознанно вербует ту самую потребную для победы «армию»? Слово за слово, вот уже никто, в том числе и учительница мистрис Магди – сама воплощенная сдержанность, которая попервоначалу чуть ли не шарахалась от увечного офицера, – внимает ему, не замечая ни побитой разбойничьей рожи, ни грубого голоса. В острой политической дискуссии Фэйм участия не принимала, хотя имела твердые убеждения и взгляды. Другое дело, что она не привыкла высказывать их вслух, памятуя о вечном мужском предубеждении против женщин, худо-бедно, но разбирающихся в политике.
– Риоган! – завопил возница, заранее оповещая пассажиров дилижанса о скорой остановке.
И действительно, дорога обогнула стороной небольшую рощу, и впереди показался крошечный городок, мало чем отличающийся от сотен таких же сонных местечек, разбросанных по просторам Эльлора. Горстка черепичных крыш, утопающих в садах, ныне охваченных золотом и багрянцем середины осени. Здесь теплая пыль по щиколотку – в разгар лета и ужасающая грязь – зимой и весной. Воздух тут можно пить вместо парного молока, а время измеряется от праздника до праздника. Чудный и тревожный мир, где рядом уживаются изумительная патриархальная щедрость и граничащая с безумием подозрительность, обитель самой твердокаменной косности и колыбель самых удивительных, а главное, новых идей. Тут любой чужак – потенциальный враг, а каждый гость – священная и неприкосновенная персона, будто встарь. В этом смысле Сангарра – нетипичная провинция, и только поэтому Фэйм рискнула начать новую жизнь именно там. В местечке вроде Риогана она бы точно не выжила. Хотя, если уж быть до конца честной, следует признать – попытка спрятаться в Сангарре изначально обречена была на провал. От судьбы не уйдешь, она, словно лесной зверь – росомаха, не свернет со следа, отвлеченная другой, возможно, более легкой добычей. И когда ты упадешь от усталости, она прыгнет на загривок и вонзит свои острые зубы. И если нить судьбы Фэймрил давно уж в руках Росса Джевиджа, то сколь ни рвись, а никуда не денешься.
Под истошный собачий лай дилижанс с грохотом промчался по главной улице, распугивая гусей, чтобы лихо притормозить прямо напротив крыльца станции, на котором его уже поджидал усатый важный почтмейстер с опечатанным мешком наготове. Лавочка, на которой обычно сидят потенциальные пассажиры, пустовала, зато рядом с ней пристроился попрошайка. Ног у него не было до коленей, костылей тоже, поэтому перемещался он на самодельном возке, ловко отталкиваясь от земли руками. А чтобы у сердобольного народа не возникало никаких сомнений насчет подлинности увечья, нищий выставил кое-как обмотанные тряпьем культи на всеобщее обозрение. Мол, все без обмана, господа хорошие, можете не сомневаться.
– Пода-а-а-айте калечному ветерану! – возопил он, резво подкатываясь прямо к дверце дилижанса и протягивая
Глаза у него голубые-голубые, как летнее небо над Сангаррой, смеющиеся и нагловатые. Не нужно даже чародейски читать в душах, и так понятно – мужичонку терзает вовсе не голод, а жажда. Нет сомнений – что добудет попрошайничеством, то пропьет безбожно.
Но мистрис Магди все равно потянулась за милостыней. Вот только от содержимого кошелька ее и всех остальных путников отвлек почти звериный рык младшего из фермеров.
– А-грррррр! – взревел черноусый и рванул из купе на улицу. – Ветеран, говоришь?! Вилту помнишь?
Хитроватая ухмылка спрыгнула с грязного лица нищего, точно лягушка с коряги. Голубизна глаз моментально выцвела до бельм, и в их мутных озерах застыли узнавание и звериный ужас. Одним ударом в нос фермер опрокинул верещащего попрошайку навзничь вместе с возком. Кровь и зубы брызнули в разные стороны. Фэймрил и не представляла себе, как, оказывается, легко и быстро превращается человеческое тело в окровавленную тушу при помощи одних лишь только голых кулаков. Фермер старался от души – молотил нищего, точно ржаной сноп, топтал его ногами, круша кости, и совершенно не обращал внимания на истошные крики избиваемого.
– Вилта тебя тож просила! – приговаривал он. – Тож молила. А ты? Ты что сделал? А!
Кровь, вопли, тупые удары и тяжелое сосредоточенное дыхание дюжего земледельца – Фэйм глаз не могла отвести от этого ужасающего и завораживающего зрелища, хотя к горлу подкатывала тошнота. Она хотела бы последовать примеру учительницы – спрятать лицо в ладонях и заткнуть уши, но тело отказывалось повиноваться, стремительно впитывая каждое мгновение ярости и страданий. Запасаясь впрок, что ли?
– О ВсеТворец! Что? Что он делает?! – взвыл клирик. – Остановите! Нет!
Почтмейстер резко засвистел в свисток, тщетно призывая на помощь полицейского. Остальные мужчины вскочили со своих мест, дабы прекратить жестокую расправу. Кто-то повис у драчуна на плечах, кто-то пытался удержать руки. Но куда там! Двое щуплых горожан вкупе с крепким фермером оказались бессильны против свирепой и слепой ярости. Зря служитель ВсеТворца взывал к милосердию, а возница – к соблюдению графика, никто их не слышал.
А Росс Джевидж с места не двинулся, только крепче сжал Фэйм за локоть. А когда она открыла рот, чтобы спросить… Посмотрел, словно бичом стеганул. Мол, только попробуйте начать причитать.
На удивление быстро закончив экзекуцию, фермер зло сплюнул на то, что осталось от попрошайки, и стал дожидаться прибытия полицейского, забрызганный кровью, но спокойный как скала.
– Никакой он не ветеран, – мрачно пробурчал он. – Мою сеструху снасильничал десять лет тому назад, с-с-сука брехливая. Подловил в поле, надругался по-всякому, разорвал всю в клочья, точно зверь. Девчонку-десятилетку, паскуда, не пощадил… – мужчина тяжело сглотнул, голос его чуть дрогнул. – Похвалялся потом… весело ему было… А ноги… ноги он на каторге отморозил.
Его бородатый коллега поскреб пятерней в затылке:
– Убег, стал быть, гад. Аль отпустили за калецтво.
Джевидж хмыкнул, Кайр дернулся и отпрянул, писарь отвернулся, а клирик процитировал отрывок из Книги ВсеПрощения, но ни у кого не нашлось слов осуждения мстителю.
В купе так отчетливо пахло кровью и свежим потом, как, должно быть, пахнет сама смерть, подумалось Фэйм. У смерти очень много характерных запахов: она благоухала жасмином, когда не стало леди Бран, и воняла пороховой гарью в день гибели Уэна. А еще – чистенькими свежими пеленками, заранее и с любовью приготовленными для Кири…