Честное пионерское! Часть 3
Шрифт:
— По Великозаводску что-то вспомнил? — спросил Юрий Фёдорович.
Он деловито кашлянул.
Я не увидел — скорее представил, как Каховский сощурил левый глаз.
— Вспомнил, — сказал я.
— Расскажешь?
Я пожал плечами.
— Конечно, расскажу, дядя Юра. Но не сейчас. То дело подождёт.
Юрий Фёдорович тряхнул головой.
— Это понятно, — сказал Каховский.
Он посмотрел на меня.
— Ты правильно сообразил: я приехал к твоему дому не только для того, чтобы тебя пугать. Да я тебя и не пугал…
— Хреновые у меня перспективы, дядя Юра. Я это понял.
Я почувствовал, что злюсь: не только на себя, но и на затягивавшего нашу позднюю беседу Каховского.
— Молодец, зятёк, — сказал Юрий Фёдорович. — Я знал, что ты здравомыслящий человек.
Он приподнял подбородок.
— Но сразу давай договоримся. Я помогу тебе выпутаться из этой заварушки. Но не за просто так. Взамен ты мне подкинешь интересную историю. Согласен?
Я пожал плечами.
Ответил:
— Это уже деловой разговор. Не вопрос, дядя Юра — сделаю.
— Но только историю не о том, что случилось где-то в Сибири или на Кавказе, — уточнил Каховский. — Хочу услышать от тебя информацию о наших делах. Как тебе, зятёк, такая сделка?
— Рассказ о взорванной машине на Суворовской улице вам сгодится? — спросил я.
Юрий Фёдорович встрепенулся, едва не выронил сигарету.
— Это когда такое случилось? — спросил он.
Я покачал головой.
— Пока ещё не случилось, дядя Юра. Но случится. Скоро, в октябре.
— Теракт? — сказал Каховский. — У нас?
— Ну, почему теракт, — ответил я. — Простое заказное убийство. Но только при помощи самодельной бомбы.
Майор советской милиции выругался.
— Рассказывай, — потребовал он.
— Дядя Юра, октябрь ещё не наступил, — сказал я. — А ваши стажёры явятся в школу уже завтра.
Каховский шумно вздохнул.
— Ты прав, — сказал он. — Явятся. Вот только ты, зятёк, завтра в школу не пойдёшь…
— Почему это?
— Я обещал, что помогу тебе…
— Это и есть обещанная помощь? — спросил я. — Дядя Юра, вы предлагаете мне спрятать голову в песок? Ну… не знаю. А какой в этом смысл? Так я только оттяну неизбежное. Подружки Локтевой меня всё равно увидят: не завтра, так послезавтра…
— Да помолчи ты!.. — сказал Каховский. — Дослушай.
Он указал на меня сигаретой.
— Разумеется, они тебя увидят, — сказал Юрий Фёдорович. — И обязательно сообщат об этом мне в отдел. Но это будет уже другая история. Случится она не на глазах у всей школы, что для тебя тоже немаловажно. А после опознания девицами проверкой твоей причастности к убийству Локтевой займусь я — лично. Понимаешь?
— Не совсем, — сказал я.
Прикоснулся к кончику носа тыльной стороной ладони.
— Это потому, что ты не видишь пока всей картины.
Каховский вновь ткнул сигаретой в мою сторону.
— Завтра утром ты пойдёшь не в школу, — сказал он. — А отправишься
Я расхотел зевать; выпрямил спину.
— Юрий Фёдорович! — сказал я. — Мы ведь с вами договаривались!..
— О чём мы договаривались?! — не позволил мне продолжить Каховский. — О том, что ты будешь совать свою голову в петлю, а я стану её вытаскивать? Или о том, что я с твоей подачи полезу в дела, за которые можно запросто схлопотать от начальства по шее?
Он развёл руками, хмыкнул.
— Ну, прости зятёк: я не созваниваюсь с министром внутренних дел Белорусской ССР. А без его одобрения дело твоего Михасевича не сдвинулось бы с мёртвой точки. А вот Фрол Прокопьевич за пару дней добился того, что Виктор Алексеевич Пискарёв взял дело твоего витебского серийника под свой личный контроль.
Каховский указал пальцем вверх.
— Такое не случается, как ты понимаешь, по просьбе никому не известного провинциального майора милиции, — сказал он. — Чтобы Пискарёв решился ворошить грязное бельё в своём министерстве, ему должны были позвонить с самого верха: как бы ни из ЦК КПСС. Чувствуешь масштаб событий?
Юрий Фёдорович затянулся сигаретой.
— А Фрол Прокопьевич всё это провернул, — сказал он, выпустив струю дыма в окно. — Назначили даже нового начальника УВД Витебского облисполкома. Это после того, как следователь по особо важным делам прокуратуры БССР объединил схожие дела об убийствах женщин в Витебской области.
Каховский вновь взглянул на меня.
— Я как узнал обо всех этих движениях в Белоруссии, — сказал он, — сразу вспомнил твои слова о десанте из Центрального аппарата МВД СССР, что мог высадиться у нас в городе после убийства генерал-майора. Да уж. Знатно бы они встряхнули нашу богадельню. Пронесло.
Я услышал, как Зоин отец хмыкнул.
— Так что не сомневайся, зятёк. Если Фрол Прокопьевич скажет, что ты вчера весь день пересаживал вместе с ним кактусы — подозрения с тебя снимут. Даже если не только подруги убитой, но и все жильцы того дома на тебя укажут пальцем. Ни к чему, кроме как к обвинению в лжесвидетельстве и сговоре в преступных целях, их слова не приведут — это я тебе обещаю.
Юрий Фёдорович вновь продемонстрировал мне на фоне окна свой «римский профиль».
— А разве кактусы пересаживают не весной? — спросил я.
— Вот завтра ты у генерал-майора сам это и спросишь, — сказал Каховский. — Уж о кактусах он любит поговорить — в этом я убедился. Многое о них узнаешь. А ещё наслушаешься о космосе и авиации. Только о войне его не спрашивай: Фрол Прокопьевич не любит о ней вспоминать.
К профилю Зоиного отца приблизилась сигарета — «римский» нос выпустил в лобовое стекло две струйки дыма.