Шрифт:
Роберт Блок
ЧЕСТНОЕ СЛОВО
Перевод с английского Л.Брехмана
В 14.27 Хомер Ганс, банковский кассир, вошел в кабинет своего босса, президента Первого национального банка.
– Хочу вам кое-что сказать, - пробормотал он в некотором замешательстве.
– Это касается резервного фонда. Я украл из него 40000 долларов.
– Вы - что сделали?!
– Я растратил сорок тысяч долларов из резервного фонда, - уже более уверенно повторил Хомер.
– Между прочим, я несколько лет этим занимаюсь, и никто ничего даже не заподозрил. Около трети денег я проиграл на бегах, а остальная часть пошла на оплату одной
Президент нахмурился:
– Ну, мне ли не знать, каково может быть дома...
– И сделав глубокий вдох, он выпалил: - Я ведь тоже, между нами говоря, содержу блондинку. Правда, она у меня крашеная.
Хомер помолчал, потом, вздохнув, грустно признался:
– Если уж начистоту, то моя - тоже крашеная.
Между 14.28 и 14.43 произошло довольно много интересных событий. Образцовый племянник заявил своему богатому пожилому дяде, что тот может катиться к черту и больше не портить ему жизнь. Не менее образцовый муж сообщил своей жене, что давно ненавидит и ее, и детей и искренне желает всем им скорой смерти. Продавец-виртуоз в обувном магазине посоветовал покупательнице не тратить время на примерку туфель малых размеров, а пойти и купить себе пару солдатских сапог. В одном из консульств иностранный дипломат запнулся в середине цветистого тоста и молча вылил содержимое своего бокала на лысину американского представителя.
И...
– Господи, боже мой!
– воскликнул Уолли Тиббетс, главный редактор "Дейли экспресс".
– Неужели все с ума посходили?
Репортер Джо Сэттерли молча пожал плечами. |
– За девять лет работы в этой газетенке мне еще ни разу не приходилось останавливать пресс. А сейчас хоть выкидывай полтиража и начинай печатать заново. Но нам придется сидеть и ждать, пока наконец не выяснится, что к чему. У меня сейчас великолепного материала на двадцать первых страниц - и я ничего не могу пустить в номер: слишком невероятно.
– Что, например?
– невозмутимо спросил Сэттерли.
– Да что угодно. Вот, пожалуйста: наш сенатор только что сделал заявление о своей отставке - утверждает, что не соответствует должности. Профсоюзный деятель, недавно построивший для своего союза новое огромное здание, взял и застрелился. Полицейские участки не справляются с потоком людей, которые желают срочно сознаться во всевозможных преступлениях - до убийства включительно. И это еще не самое поразительное - вы пойдите, послушайте, что творится в отделе рекламы. Никто уже не хочет помещать объявления, наша рекламная полоса пустует. Три крупнейших в городе торговца подержанными машинами только что расторгли с нами договор.
– Так что же все-таки происходит?
– довольно равнодушно поинтересовался Джо Сэттерли.
– Вот это я и хочу узнать. И как можно быстрее.
– Уолли Тиббетс поднялся.
– Найдите кого-нибудь, кто может все объяснить. Например, в университете. Лучше всего начать с факультета естественных наук.
Сэттерли молча кивнул и вышел.
По всему городу машин на улицах почти не было, а с пешеходами творилось что-то непонятное. Многие бежали куда-то, не разбирая дороги, другие двигались медленно, механически или просто стояли, глядя в пустоту. Лица утратили привычную невозмутимость. Кто смеялся, кто плакал. На траве университетских
В 15.02 он затормозил у административного корпуса. На краю тротуара пританцовывал от нетерпения дородный мужчина. Похоже было, что ему нужно или такси, или в туалет, причем срочно!
– Извините, пожалуйста, - обратился к нему Сэттерли.
– Декана Хэнсона я смогу найти в этом здании?
– Я - Хэнсон, - буркнул тот.
– Меня зовут Сэттерли. Я из "Дэйли экспресс"...
– Боже милостивый, там уже знают?!
– Что знают?
– Да нет, ничего, это я так...
– Хэнсон покачал головой.
– Сейчас я с вами никак не могу поговорить. Мне необходимо найти такси, иначе я никогда не попаду в этот аэропорт.
– Вы покидаете город?
– Нет. Я должен добраться до доктора Ловенквиста... Это он всему причиной...
Сэттерли открыл дверцу:
– Садитесь. Я довезу вас до аэропорта. А по дороге поговорим.
С запада подул холодный ветер, и солнце испуганно спряталось за облаком.
– Гроза будет, - встревоженно пробормотал Хэнсон.
– Хоть бы этот дурак проклятый успел приземлиться...
– Ловенквист - он ведь возглавляет стоматологическое отделение?
– спросил Сэттерли.
– Да, это так, - вздохнул Хэнсон.
– Хватает и того, что постоянно пишут всякую чепуху о сумасшедших ученых, - теперь еще сумасшедший дантист!
– А что он натворил?
– Взял напрокат самолет, поднялся в воздух и выпускает сейчас из баллонов свой газ.
– Хэнсон опять вздохнул: - Я заурядный декан, научных исследований не веду, занимаюсь исключительно выпрашиванием денег у наших богатых выпускников. Но даже до меня дошли слухи, что Ловенквист создал новый обезболивающий препарат - вроде пентотала или амитала натрия, однако значительно более мощный.
– Эти препараты используются в психотерапии для наркогипноза, верно? спросил Сэттерли.
– Их еще называют "сывороткой правды"?
– Только у него-то не сыворотка, а газ.
– Ну да, - кивнул Сэттерли.
– Так он, значит, дождался ясного безветренного дня и осчастливил наш город с самолета "газом правды"? Я правильно понял?
– Вот именно, - ответил Хэнсон.
– Я вынужден это признать - лгать-то я не могу. Никто больше не способен лгать. Очевидно, газ настолько сильный, что достаточно одного вдоха. На кафедре психиатрии мне наговорили массу всякой ерунды: исчезновение внутреннего торможения, действия в обход сознания, негативизм... Но все это сводится к тому, что газ действует. Все, кто был на улицах, в комнатах с открытыми окнами или помещениях с кондиционером, получили какую-то дозу. Иными словами, почти весь город. И никто теперь не в состоянии произнести ложь. Никто даже не хочет! лгать.
– Но это же очень хорошо!
– воскликнул Сэттерли и посмотрел на сгущающиеся тучи.
– Хорошо? Я не уверен. Когда эта история получит широкую огласку газеты, радио, - у всего факультета будет плохая репутация. Я бы и вам не должен был этого рассказывать, но - сами понимаете - ничего не могу с собой поделать. Чувствую, знаете ли, неодолимую потребность быть откровенным. Об откровенности я и говорил сегодня своей секретарше, когда она закатила мне пощечину...
Сэттерли свернул к аэропорту.