ЧЁТ И НЕЧЕТ (полный текст)

Начальник станции в выгоревшей добела, в бывшей красной шапке показал, где остановится пятый вагон.

–  Что же вы, товарищ полковник, никого на подмогу не взяли? Стоянка всего минуту.

–  Справимся своими силами.

Степанов знал: сколько бы ни набралось в дорогу вещей, Наталья Петровна четко проведет высадку десанта. Она с ребятами уже стоит в тамбуре, двери открыты, навстречу стелется

серо-желтая потрескавшаяся земля. Нехорошо впервые попадать в такие места, как Чупчи, на исходе лета, в безоблачный, но серый от зноя день: к полудню жара переваливает за тридцать, нигде ни клочка тени, ветер как из адова пекла.

Сам-то он приехал в Чупчи ранней весной. На русском севере, откуда Степанова перевели на новое место службы, громоздились городские сугробы, почернелые и ощетинившиеся, солнце шало окуналось в ледяные лужи. А тут, в Чупчи, степь цвела: по чистой зелени разлились озера алого степного мака, в небе высокая синь, горы на горизонте то рыжие, то лиловые. И прибегал в городок ветер, всласть вывалявшись в степных травах. Но уже к маю, к лучшему месяцу русской весны, степные краски стали быстро угасать. Небо вылиняло, трава превратилась в бурьян, степь с белыми солонцовыми проплешинами сделалась похожей на старую, вытертую шубу. Казалось с непривычки: накатывается всеобщее бедствие.

–  Человек тоже не всю жизнь молодой, - сказал полковнику чабан Садвакасов.
– Молодой - глаза горят, кожа как шелк. Состарился - глаза плачут, кожа высохла, сморщилась, - Мусек #233; провел ладонями по лицу.
– Старый стал, но не хочет помирать, еще долго старый по земле ходит. Дети растут - ему радость.

К чабану Садвакасову полковника возили для знакомства с местным населением майор Коротун и лейтенант Рябов. Майор дольше всех других офицеров служит в Чупчи - да и вообще в армии, а Рябов, как оказалось, неплохо объясняется на казахском языке: он родился и вырос в станице под Алма-Атой.

Впрочем, толмач не понадобился. Старый Мусеке сразу заговорил с гостем по-русски.

Сидели они в юрте. Толстая кошма не пропускала зноя, понизу край был приподнят: сквозь решетчатые стенки потягивало ветерком. Чабан угощал гостей кумысом, взбалтывал черпаком в большом эмалированном тазу, налитом до половины. Пришел хмурый, диковатый на вид подросток, помогавший Садвакасову пасти отару. Рябов ему обрадовался:

–  Ерк #250;н! Давай в шахматы, а потом в тогыз-кумалак. Идет?

Подросток вытащил откуда-то из-под одеял шахматную доску, высыпал на кошму фигуры, взял белую и черную пешки, отвел руки за спину.

–  Сколько тебе лет?
– спросил Степанов.

–  Пятнадцать будет, - ответил за подростка Мусеке.

Степанов подумал: «Ровесник моей Маши. Красивое имя - Еркин. Но мальчишка какой-то чудной».

Еркин протянул Рябову оба кулака, лейтенант поколебался и показал на правый; подросток раскрыл кулак - черная пешка. Рябов с досады крякнул. Степанов удивился: играя с чабанским подпаском, лейтенант мог бы без жребия взять себе черные, а то и дать вперед фигуру.

Разговаривая с Мусеке, полковник поглядывал:

что там шахматисты? Черным приходилось туго. Рябов морщился, беспрестанно снимал и протирал очки. Диковатый подросток оставался безразличным.

–  Интеллигентные люди в таких ситуациях признают себя побежденными, - советовал не без злорадства Коротун.

Рябов потянул еще несколько ходов и сдался.

–  Давай тогыз-кумалак!
– приказал помощнику Мусеке.
– Гость шахматы для тебя спросил, он кумалаки ждет…

Еркин перевернул шахматную доску - на обратной стороне были долблены продолговатые лунки.

–  «Тогыз-кумалак» означает в переводе «девять катышков», - яснил полковнику Рябов, беря от Еркина горсть черных шариков и раскладывая их по лункам.
– Игра идет в чет-нечет. Вся хитрость в математическом расчете.

Лейтенант и подросток сражались азартно, загребали друг у друга шарики из лунок. Наконец Мусеке объявил:

–  Выиграл Геннадий Васильевич.

На обратном пути Степанов спросил:

–  Этот парнишка, Еркин, - он внук Садвакасова?

–  Нет, - сказал Рябов, - сын, самый младший, последышек. А старший сын в Алма-Ате живет. Геолог знаменитый, академик Садвакасов. В степи говорят: он давно зовет отца в город, но Мусеке ни в какую, и Еркин целиком на его стороне.

–  Садвакасов себе цену знает, - заметил Коротун, - поглядишь, чабан как чабан, а все начальство к нему ездит.

Летом Мусеке со своей отарой и с юртой откочевал на юг, к горам. Теперь уже не вдвоем с Еркином. Просторная юрта набилась мальчишками всех возрастов. Городские внучата чабана типом лица - скуластое, но узкое и нос с горбинкой - походили на Еркина, однако всем обликом несхожи: очень городские, из большого города, из интеллигентных семей, уверенные в себе, не стесняющиеся перед старшими. Скучавший по своим, по Вите и Маше, Степанов приглядывался к шумной и деятельной садвакасовской ребятне. Отдать бы Витю на все лето в их компанию - вот бы славно!

Он знал: Витя-то не будет в обиде на Чупчи.

В тот день, когда Степанов наконец послал жене телеграмму «Выезжайте», в Чупчи прибыл капитан из округа. Расстегнул объемистый портфель, отдал пакет с печатями и начал торопливо выставлять на стол прозрачные кульки, наполненные водой. В кульках суетились мелкие, с ноготок, рыбешки.

–  Поручено передать живность вам, товарищ полковник. Тут меченосцы, скалярии, гуппи и эти… как их… Простите, всех не запомнил. Вот список. И инструкция вашему сыну от генерала.

–  Виктору от Карпенко?

–  Генерал большой любитель по части аквариумов, - ухмыльнулся порученец.
– У него дома одна стена в кабинете сплошь стекло-вода. Ей-богу, сам видел!..

Степанов с тоской оглядывал прозрачные кульки, расставленные по столу.

–  Что же мне теперь с ними делать? Жена писала - Витя раздарил приятелям все свое хозяйство. И ежа, и черепаху, и ак-салотлей. И рыбок всех раздал, и аквариумы оставил другу своему. Увидел на карте, что рядом с Чупчи показаны пески, и везет с собой только кактусы.