Шрифт:
I
Журналиста бьют не за то, что он сказал, снял и написал,
а за то, что это прочитали, услышали или увидели
Из речи Леонида Парфенова на вручении
премии имени Владислава Листьева
Говорухин обгладывал колпачок ручки, уставившись на враждебно мигающий курсор. Свет монитора освещал его усталое и поросшее лицо. Последние пару недель его мучала бессонница, подкрепленная отказом от сигарет, и он частенько задерживался на работе. За стеклянной преградой, мешавшей покинуть здание с седьмого этажа, город подавал признаки жизни. Машины мерцали фарами, клубы били по голове раздававшейся танцевальной музыкой. В спальных районах гасили свет. Черный дым, испускаемый городской котельной, пропадал в безлунной ночи.
В офисе, среди
По новостям метеоцентры передавали о том, что Город столкнется с очередной климатической аномалией. Пойдут непрекращающиеся дожди, ливни, размывающие почву. Со дня на день стоит готовиться к осыпающимся асфальтовым дорогам и затопленным улочками. Но Говорухина это не особо волновало. Что действительно касалось его внимания, так это колонка, которую он вёл в одном известном и очень авторитетном Интернет-издании «ЖИЛАЙВ». Колонка «Семь грехов» была одной из самых популярных на сайте сетевого глянца. В ней публиковались материалы о жизни знаменитостей, биографические статьи, поддерживавшие курс общества. Заметки собирали достаточно много просмотров, соперничая с разделом «ЖЕСТЬ +18», и как было заведено руководителем холдинга, тот, кто собирал больше всего просмотров, но при этом не противоречил позиции издания, получал больше денег и журналистского респекта. Перу Говорухина принадлежали самые популярные колонки рубрики: «Куртка Бейн: Мертвец, рассказывающий сказки» и «Виктор Цой: Нам не нужны перемены». Сейчас он как раз выдавливал из себя статью о какой-то глупой девушке, залетевшей от известного певца, получившего свою славу за половые связи со старушками. Но дело дальше ироничного эпиграфа не двигалось. Что же сказать дальше после фразы: «Женщины, как хорошее вино, с годами становятся только лучше». Побыть в шкуре Хемингуэя у Говорухина не выходило — объем материала должен был составить минимум две тысячи знаков, поэтому он один прохлаждался в офисе редакции ночью. Где-то внизу был охранник, то Говорухину не очень-то хотелось обсуждать результаты прошедшего матча, да и вообще делиться с кем-нибудь своими мыслями. С некоторых событий, произошедших в его биографии, он уже и сам не горел желанием возвращаться в свою двухкомнатную халупу, стараясь как можно больше времени проводить в своем кюбикле за работой.
Курсор всё еще предательски мерцал. Говорухин уткнулся в экран и пытался хоть что-то из себя выдавить, будто бы насилуя тюбик закончившейся зубной пасты. Он оперся на локоть, сложил голову на ладонь и продолжил пялиться в экран. За подобными вечерами он успел изучить каждый пиксел дисплея рабочего ноутбука и перепройти несколько раз косынку. Его вырубало, текст не был готов, и он ничего не мог с этим поделать. Он закрыл переносной компьютер, улегся на стол и заснул. За сном должно было последовать облегчения. За черной пеленой его не было.
Он очутился не пойми где. Вокруг царила бескрайняя тьма без углов и изгибов, и только впереди были лучи света, падавшие на величественный белый алтарь. Говорухин, как заведенная ключом игрушка, стал подходить к нему ближе и ближе, отчетливо слыша чеканку собственных шагов. Сердце начало сжиматься и разжиматься быстрее и быстрее. Ноги отнимались, становились ватными. Ему казалось, что еще один шаг — он упадет и расплачется. Только бы упасть и расплакаться, чтобы снова не видеть этого. Отзвук ходьбы становился громче и бил по вискам. И громче, и громче, и громче, затем резко остановился. Он попытался закрыть глаза, но у него ничего не вышло — перед ним на величественном алтаре лежало испачканное в телесных жидкостях, дергающееся тельце. У тельца были маленькие ножки, маленькие ручки, мягкая раскрасневшаяся кожа, и его глазки болезненно реагировали на свет. Тельцо не кричало, как
Говорухин очнулся от собственного крика, его бросило в дрожь, и он чуть не упал со своего офисного стула. Он отдышался, затем прошелся до уборной, умылся холодной водой и вернулся обратно за составление колонки, трясущимися пальцами орудуя клавиатурой.
II
Обычно седьмой этаж бизнес-центра на Котельниках оживал с приходом Ани Маркеловой, секретарши главреда, отвечавшей за то, чтобы механизм под названием «ЖЛАЙВ» работал без перебоев. Она попадала в офис на час раньше остальных, успевала сверить расписание босса, позвонить в торгово-оптовую компанию, чтобы заказать снэков в автомат с едой, договориться о даче интервью или каких-нибудь пресс-релизов. Но она заболела, не уберегли Анну Анатольевну, потому начальство заявилось на работу раньше. Главный редактор Подрулин Арсений Палыч, мужичок лет пятидесяти, вечно волнующийся и вечно потеющий, любивший просторные рубашки с двумя незастёгнутыми пуговицами у воротника, трясущейся и рассеянной походкой вошел в офис, задев кулер. Он шугнулся, и смущенный дошел до своего офиса, окна которого были закрыты за жалюзи. Комната озарилась изнутри люминесцентными лампочками, открылась дверь, откуда высунулась лысеющая седая головенка:
— Говорухин, ко мне! — прокричал Подрулин, резко повысив тональность голоса.
Тому, не без отсутствия энтузиазма, пришлось подчиниться:
— ТАК! — Арсений Палыч звучал так, будто бы собирался голосом уничтожать стёкла, — где эта, пардоньте, блядь, колонка про этого певуна ртом и его залетевшую бабенку. Лёша, не мне тебе объяснять — время деньги! А если не будет денег, пардоньте, нам кирдык!
— Уже всё написано, Арсений Палыч, — устало ответил Говорухин
— А че ж не выложено то нихрена? — возмутился Подрулин
— Ну… вы же главред, вы прочитать должны… — возразил Говорухин
— Лёша, ты чего? Я тебя нанимал, чтобы читать твои пасторали о знаменитостях перед их выходом? Ёп твою мать, журналисты хреновы. Выкладывай давай! Читать я буду только то, что с политикой, как это, коррелирует, вот. Опять этот педераст Перевалов расследование выпустил! — на лбу Подрулина выступила испарина, — ты-то чего ждешь! Выкладывай давай! Эти педовки сами про себя не рассказывают.
— Про кого хоть расследование? — со скукой спросил Говорухин
— Да про…. — Подрулин понизил голос и продолжил, — про Долгорукова…
— Ладно, — нудно ответил Говорухин и повернулся в сторону двери. Только он схватился за ручку его откликнул Арсений Палыч: «Леша, ты это, статейку-ответ на расследование Перевалова не хочешь написать?»
Журналист обернулся, на его лице сияла саркастическая улыбка: «Я еще не слишком прозрачен, чтобы обсуждать проблемы дядь в костюмах», и вышел из кабинета. И действительно, идущий в поношенных кедах к своему столу, одетый в растянутую черную вязаную кофту и вытянутые черные джинсы, Лёша Говорухин не был похож на человека, с которым вы начнете обсуждать политические вопросы и шансы Грабина остаться на своем посту. Скорее он был похож на того, с кем вы подискутируете о новой серии «Игры Престолов», о новом альбоме Кендрика Ламара или о распределении гендерных ролей в обществе.
Парой кликов материал был добавлен на сайт. Скоро, буквально через пару часов день начнется и других людей. Домохозяйки отправят своих сыновей в школу, а мужей зарабатывать деньги, рабочие уйдут со смены или зайдут на неё, бизнесмены и бизнесвумен насладятся свежевыжатым соком за завтраком, но все они вскоре зайдут на ЖИЛАЙВ. рф и прочитают про певца ртом, обрюхатившего какую-то дуру. Готэм может спать спокойно.
Говорухин открыл свой ежедневник, чтобы посмотреть своё расписание на день. Ближе к обеду у него должна была состояться встреча с информатором. Тот постоянно сливал ему что-нибудь этакое, — например, выстрелившую историю про певицу Лабудану, которую пьяной за рулем задержали местные гаишники после того, как она на своем внедорожнике врезалась в киоск. После у него было свободное время. Лёша стал думать, чем бы его занять.