Четвертое правило Мангуста
Шрифт:
Она умолкла, пристально глядя мне в глаза и держа руку в сумке.
Меня словно по голове шарахнули, и мысли мои заскакали, будто очумелые кони. Но лишь одна мысль, опередив все остальные, обрела словесное выражение:
– То есть ты, кретинка чертова, подозревая, что я… Господи! Ты приперлась ко мне в логово, чтобы… Чтобы что?! К совести моей воззвать?! Уговорить на явку с повинной?! Да не держись ты за свое табельное оружие! Был бы я тем Французом, где б тебя потом отыскать?!
«Кретинку» она скушала не сморгнув, руку от пистолета
– Если ты тот Француз, я зарою тебя, как собаку. У меня черный пояс карате, и мне все по барабану. Такая тварь не должна гулять по земле.
Хотелось надавать ей оплеух. Не за подозрения на мой счет, разумеется, а за тупую самоуверенность.
– Светик мой, – сказал я, – несмотря на пояс по карате, сегодня вас чуть не угрохали.
Ее серые глаза блеснули сталью:
– Не твоя ли оплошность, Француз?
– То есть? – опешил я. – Вроде я в баре сидел.
Она скривила губы:
– Вот уж алиби так алиби. Сидишь себе в баре, а дружки твои… Ведь у тебя есть дружки, Француз?
Поставив ногу на табурет, я наклонился в сторону этой изумительной девицы:
– Слушай сюда, Сычиха. Потолкуем по душам.
– Давно бы так, – осклабилась она. – А то ужимки – прямо лорд английский.
Я хлопнул перед ней в ладоши:
– Сычиха, шевели мозгами, если они у тебя не атрофировались! У нас возникли три сюжетные линии. Первая – моя. Кстати, что я натворил конкретно в субботу, с шести до девяти?
После заминки она ответила:
– Супермаркет в Балашихе. Четыре трупа: охранник и покупатели. На груди у охранника та же открытка с надписью: «Я вас люблю. Француз».
Я помолчал, чтобы выровнять дыхание. Черт бы побрал этот мир.
– Они что же, нападают без оружия?
– Еще чего! Палят почем зря. В основном для острастки. А убивают показательно, в качестве визитки. То есть тебе как бы об этом неизвестно?
– Почему же? Как раз я-то граблю и мочу всех подряд. А потом ставлю подпись и дожидаюсь капитана Сычову.
Она усмехнулась:
– Обычный прием для матерого волчары: дескать, у вас на меня ничего нет. А подпись – велика важность. Естественно, возникает мысль, что кто-то тебя подставляет. Пускай менты отрабатывают эту версию. Прямо хоть сейчас. У тебя есть враги, Француз? Может, ты с кем-то что-то не поделил?
Мне было не смешно. Именно в этом направлении я и размышлял, однако, увы, безрезультатно.
– Почему ни телевидение, ни пресса не трубят тревогу? – спросил я.
Она опять помедлила с ответом. Каждое слово из нее приходилось тянуть клещами.
– Информацию мы попридержали. То есть кое-что, само собой, просочилось: такого не утаишь. И все же в интересах следствия… Не пудри мне мозги, Француз. Колись, какие у тебя три сюжета.
Я повторил:
– Первая линия моя. Звонят мне утром и назначают встречу в «Амброзии». И вот сижу я там, жду у моря погоды. Вторая линия – твоя. Ты со своей бригадой оказываешься в то же время в том
– Слушай, закрой фонтан!
– И, наконец, линия третья, самая любопытная. Кто-то все же в тебя стрелял. И этот «кто-то» столь же определенно знал время и место. А поскольку я, разбойник и убийца, к нашей с тобой встрече подготовлен не был, значит… У тебя нет врагов, Сычиха? Может, ты с кем-то что-то не поделила?
По лицу Светланы было заметно, что подобные вопросы весьма ее занимают.
– Думаешь, отвел от себя подозрения? – буркнула она.
Я отмахнулся:
– Подозревай, работа у тебя такая. Могу лишь поделиться наблюдением: старший твой коллега убрался из бара первым. Не спрашиваю, куда и зачем. Твой Серега задержался в баре. Не будем, опять же, выяснять причину. В результате под ударом оказалась лишь ты.
Она пружинисто вскочила с табурета.
– Я урою тебя, козел! – Изогнувшись, как дикая кошка, девица направила каблук мне в грудину. – Заткну твою поганую пасть!
Что за денек сегодня!
Уклонясь от удара, я добавил:
– Птичка моя, в совпадения я не верю. Оба твоих партнера как-то вдруг оказались вне игры.
– На ребят стрелки переводишь?! Хрен тебе, Француз! – Балансируя на той же ноге, она ткнула каблук мне в лицо. Когда я вновь уклонился, изменила стойку и попыталась двинуть коленом в пах. – Я достану тебя, сучий потрох!
Это сражение на крошечной кухне стало мне надоедать. Однако я подвел итоги:
– Тебя сочли убитой, а твоих партнеров по сыску почему-то отпустили с миром. Волей-неволей возникает вопрос…
– Ты нас не поссоришь, урод! – Она принялась размахивать кулаками. Куда подевался черный пояс? – Клала я на твои подначки, понял?!
Ну все. Ей хотелось меня достать – она в этом преуспела. Я перехватил ее руку, завернул за спину и напялил сумку ей через плечо наискось, как почтальонше. Она шипела, пыталась вырваться, но Бог свидетель: я долго терпел. Вытолкнув ее в прихожую, я распахнул дверь.
– Думай, Сычиха, думай! – посоветовал я, поддав коленом под упругий ее задок. И закрыл дверь.
Собрался я на кухне помыть посуду, но не тут-то было. В дверь позвонили. Я открыл. Это опять была она, капитан Сычова.
– Проверю тебя, Француз! Все бельишко перетряхну! А потом…
Я протащил ее через порог и развернул к себе спиной.
– Удачи вам, Светлана Анатольевна. – Я снова дал ей под зад, притом гораздо чувствительней. – В следующий раз приходите с ордером.
Захлопнув дверь, я подождал в прихожей. Но Сычиха вроде угомонилась. Впрочем, разумно было в этом убедиться.