Четвертое сословие
Шрифт:
Люди, вообразившие, будто им все известно, наверное, тысячу раз говорили ему, что Таунсенд скупает акции «Нью-Йорк Стар». Только они не знали, что он сам решает ту же задачу. Рассел Критчли, его нью-йоркский адвокат, объяснил, что как только у него в руках окажется пять процентов основного капитала, по правилам Комиссии по ценным бумагам и биржам ему придется выйти из подполья и заявить о намерении поглотить компанию.
Сейчас ему принадлежали четыре с половиной процента акций «Стар», и, по его подсчетам, Таунсенд был примерно на таком же уровне. Но оба пока выжидали, пока противник сделает следующий ход. Армстронг знал, что у Таунсенда больше городских и региональных — точнее, штатных — газет в Америке, чем у него, хотя
Пока Таунсенд разрабатывал в Сиднее планы создания новой «Глоуб» для ничего не подозревающих британцев, Армстронг отправился на Манхэттен готовить наступление на «Нью-Йорк Стар».
— Но Брюс Келли ничего об этом не знает, — недоумевал Таунсенд, пока Сэм вез его из аэропорта Тулламарина в Мельбурн.
— Откуда же ему знать? — пожал плечами Сэм. — Ведь он даже не знаком с водителем председателя.
— Ты хочешь сказать, что какой-то водитель знает то, о чем не слышал больше ни один человек в газетном мире?
— Нет. Заместитель председателя тоже знает, потому что он обсуждал это с председателем на заднем сиденье машины.
— И водитель сказал тебе, что правление заседает сегодня в десять утра?
— Точно, шеф. Вообще-то он прямо сейчас везет председателя на это заседание.
— И цена — 12 долларов за акцию?
— Так договорились председатель и его заместитель на заднем сиденье, — Сэм свернул в центр города.
Таунсенд не мог придумать других вопросов, после которых не выставил бы себя полным идиотом.
— Ты, наверное, не захочешь заключить пари? — поинтересовался он, когда машина выехала на Флиндерс-Стрит.
Некоторое время Сэм обдумывал предложение.
— Я согласен, шеф, — наконец ответил он и после небольшой паузы добавил: — Сто долларов, если я прав.
— О нет, — покачал головой Таунсенд. — Твоя зарплата за месяц, или мы разворачиваемся и возвращаемся в аэропорт.
Сэм проехал на красный свет и чуть не врезался в трамвай.
— Договорились, — решился он. — Но только если Артур будет участвовать на тех же условиях.
— Кто такой Артур, черт возьми?
— Водитель председателя.
— Считай, что вы с твоим Артуром в деле, — сказал Таунсенд, когда машина остановилась перед редакцией «Курьера».
— Как вы думаете, сколько вас ждать? — поинтересовался Сэм.
— Ровно столько, сколько тебе потребуется, чтобы лишиться своей месячной зарплаты, — ответил Таунсенд и вышел из машины, хлопнув дверцей.
Таунсенд смотрел на здание, где в 20-х годах его отец начинал карьеру репортера, где он сам выполнил свое первое задание, когда еще школьником подрабатывал стажером. А потом мать продала газету, даже не сказав ему об этом. Стоя на тротуаре, он видел окно кабинета, в котором когда-то работал отец. Неужели «Курьер» действительно продается, а его профессиональные советники ничего об этом не знают? Утром перед вылетом из Сиднея он проверил цену на акции: 8.40 долларов. Можно ли поставить все, опираясь лишь на слово водителя? Он пожалел, что рядом нет Кейт — ему бы пригодился ее совет. Благодаря ей «Любовница сенатора» Маргарет Шервуд две недели продержалась на нижней строчке списка бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», и он получил назад свой второй миллион. К удивлению обоих, книга получила неплохие отзывы в не принадлежащей Таунсенду прессе. Кит от души веселился, когда получил письмо от миссис Шервуд, в котором она спрашивала, не заинтересует ли его контракт еще на три ее книги.
Таунсенд толкнул двустворчатые двери и прошел под часами, висящими над входом в вестибюль. Он остановился перед бронзовым бюстом своего отца и почему-то вспомнил, как ребенком вставал на цыпочки
Он отвернулся, пересек вестибюль и вошел в лифт вместе с другими людьми. Все замолчали, когда поняли, кто это. Он нажал кнопку, и двери закрылись. Он не был здесь больше тридцати лет, но до сих пор помнил, где находится зал заседаний — в нескольких метрах по коридору от кабинета отца.
Лифт останавливался на каждом этаже, выходили служащие отдела распространения, потом рекламы, потом отдела информации, и наконец он остался один. На верхнем этаже, где находились кабинеты руководства, он осторожно шагнул в коридор и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Он пошел направо в сторону зала заседаний, замедлив шаг возле старого кабинета отца. Он шел все медленнее и медленнее, пока не остановился перед залом заседаний.
Кит уже хотел повернуть назад, выйти из здания и высказать Сэму все, что он думает о нем и его приятеле Артуре, но вдруг вспомнил о пари. Если бы он умел проигрывать, он, вероятно, так и не постучал бы в эту дверь. Но он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в зал.
Шестнадцать лиц повернулись к нему, и шестнадцать пар глаз уставились на него. Он ждал, что председатель спросит, какого черта он тут делает, но все молчали. Создавалось впечатление, будто они ожидали его прихода.
— Господин председатель, — начал Кит, — я готов купить контрольный пакет «Курьера» по двенадцать долларов за акцию. Так как сегодня вечером я улетаю в Лондон, мы либо прямо сейчас подписываем договор, либо никакого договора не будет.
Сэм ждал босса в машине. На третьем часу ожидания он позвонил Артуру и посоветовал ему вложить всю зарплату за следующий месяц в акции «Мельбурн Курьер», причем сделать это до того, как правление выступит с официальным заявлением.
Прилетев следующим утром в Лондон, Таунсенд выпустил пресс-релиз, в котором объявил, что Брюс Келли займет место редактора «Глоуб» и начнет подготовку к превращению газеты в таблоид.[34] Лишь несколько инсайдеров поняли важность этого назначения. В течение следующих дней несколько национальных газет напечатали краткую биографию Брюса. Все они писали, что он двадцать пять лет был редактором «Сидней Кроникл», что он разведен и имеет двоих взрослых детей, и он — единственный, кого можно, хотя бы с натяжкой, назвать близким другом Таунсенда. «Ситизен» язвительно хихикала, когда ему не дали разрешение на работу, и высказала предположение, что должность редактора «Глоуб» нельзя назвать работой. Но в целом информации о последнем иммигранте из Австралии было немного. Под заголовком «Покойся с миром» «Ситизен» сообщала своим читателям, что Келли — всего лишь могильщик, которому поручили похоронить то, что все давно считали умершим. Разумеется, она не преминула добавить, что на каждый проданный экземпляр «Глоуб» «Ситизен» теперь продает три. В действительности соотношение было 1:2,3, но Таунсенд уже привык, что Армстронг склонен к преувеличению, когда дело доходит до статистики. Он вставил статью в рамочку и к приезду Брюса повесил на стене его нового кабинета.
Как только Брюс прилетел в Лондон, он, не успев даже найти подходящего жилья, сразу стал обрабатывать журналистов из таблоидов. Большинство из них, казалось, не обращали внимания на предостережения «Ситизена» о том, что «Глоуб» катится вниз и, возможно, упадет совсем, если Таунсенд не сумеет договориться с профсоюзами. Первым рекрутом Брюса стал Кевин Рашклифф, который, как его уверяли, заработал себе репутацию на посту замредактора газеты «Пипл».
Когда Брюс впервые поручил Рашклиффу подготовить газету к печати, а сам взял выходной, они получили повестку в суд от адвокатов мистера Мика Джаггера. Рашклифф как ни в чем не бывало пожал плечами: