Четвертый год
Шрифт:
– Не… немного их… Передавим их легко. Бери весло, к поселку пойдем.
Гонец нашел Добрыню на мельнице, где тот, используя свою недюжинную силу, помогал устанавливать новые жернова. Запыхавшийся паренек с ходу затараторил:
– Хайты! Возле поселка Носова хайты!
– Много?
– Вроде бы нет. Они вышли к реке, как раз к тому месту, где клоты их корабль захватили во время боя на Платиновом ручье. Круг сказал, что это, наверное, вернулись те хайты, которые тогда в болото ушли. Вернулись к своему кораблю, а корабля-то уже нет давно!
– Да
– Не знаю. Но их вроде тридцать или сорок, а в том отряде было около шестидесяти. Так что если это и они, то потрепало их хорошо.
– Ну раз их так мало, то зачем тебя Круг к нам прислал?
– Так они, похоже, поняли, что корабля не будет, и пешком вверх пошли, вдоль берега. Наши пока соберутся, те уже далеко упрутся. Да и искать их посуху в этих плавнях трудно. Круг просил корабль послать, опередить их. Если высадиться на болотном перешейке, то там их и подкараулите. Обойти то место трудно им будет: слева река, справа трясина.
– Дело говоришь. Ладно, сходи в столовую, покушай, потом назад плыви, скажи Кругу, что корабль мы вышлем.
Позабыв про жернова, Добрыня припустил к поселку. Не обращая внимания на рабочих, возившихся с установкой створок ворот, пробежал к скале, издалека углядел Макса, замедлил шаг.
Охотника болота истрепали крепко – до сих пор не отошел. Исхудал заметно, а набирать вес не спешил, да и бледность нездоровая в глаза бросалась. Врач ему, как и Дубинину, давно уже не требовался, но если Дубина вполне оклемался и уже ходил в плавание к разлому, то Макс нос из поселка не высовывал. Сидел днями на завалинке или скамеечке и стрелы готовил. Стрелы у него, конечно, ладные получались, вот только не для него это дело, не для него. Охотник он хороший, и воин добрый, надо как-то его встряхнуть, вытащить из той трясины, что в душе у него растеклась.
Присев возле охотника, Добрыня с намеком произнес:
– Хорошие у тебя стрелы, Максим, но вот еще лучше у тебя выходит в цель их выпускать.
Макс, не переставая полировать древко очередной стрелы, буркнул:
– Говори прямо, что тебе надо.
– Ну прямо так прямо – хайты показались. Похоже, тот отряд, что в болото ушел, вернулся.
Макс заметно напрягся. Это не укрылось от взгляда Добрыни, и он воодушевленно продолжил:
– Их немного осталось – видать, в болотах изрядно потрепало. Вышли к берегу, а никто их тут не ждет: в бою на Платиновом мы основной отряд вырезали, а клоты захватили их корабль. В общем, они пешком пошли, вверх по берегу.
– И зачем ты мне это рассказал?
– Шлангом не прикидывайся, все ты понимаешь. Думаю я, что хватит тебе спиной стену подпирать – не упадет изба и без тебя. Да и девки уж устали вздыхать, мимо тебя фланируя. Поднимай зад и бери первую стрелковую команду, они как раз со стрельб своих сейчас подойдут. Готовьте припасов дня на два, порох, пули и картечь берите, как для серьезного боя. Испытать надо все эти игрушки в настоящем деле. Перехватите их на перешейке между Черной Трясиной и Фреоной. А я пока что пойду прослежу, чтобы «Утюг» к походу приготовили. Все понял?
– Не дурак,
– Это почему откажешься?
– Слаб я после болезни, да и здоровье мне не позволяет шляться возле болот.
Пригрозив пальцем, Добрыня мрачно произнес:
– Максим! Ты мне это прекрати! Расклеился, как галоша старая! Дел тут на день-другой, всего-то и надо – залп дать по этой сволочи хороший. Победа маленькая, но тебе это будет лучшее лекарство от всех болячек.
– А может, ну их… Они никого не трогают, идут куда-то на север своей дорогой. Их там наверняка дозоры Монаха засекут, и конец им там сразу.
– Ишь ты, стратег… Выпустим живого одного, он, может, с сотней назад вернется. Каждый хайт должен знать, что ходу назад от нас нет! Так что хватит спорить – бегом за дело!
На «Утюг» ставить мотор даже не планировали – сочли недостойным такой высокой чести. И в этом свой резон – стандартные галеры хайтов не отличались высокими мореходными качествами. По сути, просто корыто для перевозки живой силы и припасов. Зимой судно кое-как модернизировали, поставили мачтовую оснастку, но особых улучшений не добились – как был утюг, так и остался утюгом.
Сидя на носу, Макс равнодушно смотрел на приближающийся берег, по привычке шлифуя древко стрелы. Кабан, присев рядом, мрачно произнес:
– Макс, не знаю, зачем тебя Добрыня назначил в наш отряд, но твое настроение мне не нравится. Очень не нравится.
– А я вроде бы не обязан нравиться.
– Минут через пятнадцать мы высадимся. Ты в этих местах бывал и лучше знаешь, где поставить засаду. Но, глядя на тебя, мне кажется, что спустить тебя с палубы проблемой будет. Я не знаю, что за фигня у тебя в голове теперь творится, но возьми себя в руки.
– Да расслабься ты… я спокоен…
– Да уж, спокоен ты – как труп спокоен. Ты даже не спросил ничего. Ты даже понятия не имеешь, что у нас за оружие. Ты ничего не знаешь и знать не хочешь. Это не тот Макс, которого я знал, – прежний Макс был бы командиром этого отряда.
– Прежний Макс потерял свой отряд.
Кабан презрительно хмыкнул:
– Ну и что? Мы все знаем, как это произошло, и никто тебя в этом и не думал винить. Вам просто не повезло тогда. А сейчас давай встряхнись – нам нужен прежний Макс. Этот овощ, что на завалинке пророс, нам точно не нужен – таких и без него хватает. Бегом встряхнись, пока я тебя в воду не спихнул, – говорят, психов лечат так… контрастным душем.
Ухмыльнувшись, Макс почти весело произнес:
– Кабан, не грузись – ты меня еще очень плохо знаешь. Я не подведу.
– Вот и хорошо. Но верится в это очень плохо.
– Ладно, давай, говори уже, что у вас за отряд и какова ваша тактика.
– Ты уверен, что готов слушать?
– Да говори давай!
– Ну хорошо. У меня четырнадцать человек. Пятеро с дальнобойными ружьями – стволы из пересверленных перфораторных штанг и автоматических пушек. Боеприпасы к ним двух видов: восьмимиллиметровая картечь и пули. Все из свинца. Пули хорошие, отлиты вручную, просверлены вдоль спиральным каналом. При полете начинают вращаться сами собой, нарезка им не нужна.