Четвертый крестовый поход
Шрифт:
Несмотря на мир, установившийся после снятия осады, крестоносцы все же относились к грекам с некоторым недоверием. Пытаясь обеспечить большую безопасность крестоносцев, французы и венецианцы потребовали разрушить большой участок городской стены (по Роберу де Клари — примерно в 320 футов). Столь явное открытие внутренних частей Константинополя стало еще одним резким напоминанием о непрошеном присутствии гостей. [440]
У крестоносцев была возможность обдумать свои достижения, поставить в известность об успехе родственников в Европе и различные заинтересованные стороны на Западе. Как воспримет их действия папа римский? Иннокентий писал крестоносцам в конце июня, явно давая понять, что не желает нападения на Константинополь, исключение могут составить только особые обстоятельства и разрешение от него или
440
RC, 80-1.
441
Innocent III, Sources, 63.
Несмотря на недоверие к венецианцам, в другом письме того же времени Иннокентий выказывает понимание того, что для продолжения крестового похода необходима гибкость. Он разрешает крестоносцам отправиться на Левант на венецианских кораблях, несмотря на то, что таким образом воины будут пользоваться судами отлученных от церкви. Однако если люди дожа еще не покинут их к моменту начала войны, крестоносцам не следует сражаться вместе с ними, иначе они рискуют поражением. Господь не станет милостиво взирать на сражения отлученных, а крестоносцы могут пострадать вместе с ними. Неприязнь Иннокентия к дожу была настолько сильной, что он даже позволил крестоносцам напасть на венецианцев, если те будут мешать экспедиции. Он также позволил им забрать из Византии достаточное количество продовольствия, пока его можно добывать, «не причиняя вреда людям». [442]
442
Innocent III, Sources, 68.
Несмотря на попытки Иннокентия руководить крестовым походом, возможности дистанционного управления в средневековом мире были весьма ограничены, и зачастую к моменту прибытия его указания совершенно устаревали.
Его письмо от десятого августа, написанное почти месяц спустя после сдачи Константинополя, было написано смиренным тоном. Он знал, что экспедиция направилась в Византию, и скорбел по поводу того, что крестоносцы совершенно забыли о святынях Святой Земли. [443]
443
Innocent III, Sources, 72.
Эти письма дают нам некоторое представление о настроениях Иннокентия в тот период, показывают его недоверие к византийцам, заботу о государстве крестоносцев и беспокойство по поводу направления, избранного экспедицией; крестоносцы должны были сделать попытку переубедить папу римского. Послание графа Гуго де Сен-Поля является самым детальным из сохранившихся писем, отправленных на Запад после июля 1203 года. Оно демонстрирует взгляд крестоносца на недавние достигнутые успехи. Сохранились не менее четырех копий этого письма, почти наверняка были отправлены и другие, которые ныне трачены.
Гуго, как одному из лидеров крестового похода, имелось что сказать. Новость об изменении маршрута экспедиции начала распространяться по дворам Западной Европы и, в зависимости от того, как подавалась информация, крестоносцы могли рисоваться в очень мрачных тонах. В августе 1203 года, сразу же после победы, убедившись в божественном одобрении решения отправиться в Константинополь, Гуго вполне мог воспользоваться прекрасной возможностью рассказать о событиях со своей стороны. Кроме прекрасного описания осады глазами очевидца, письмо француза рассказывает о высоких моральных качествах крестоносцев и резко осуждает тех, кто покинул армию за время ее продвижения. Его точка зрения — интересная смесь воззрений искреннего христианского воина и благородного рыцаря. Важно, что в письме предстают мысли человека, по-прежнему стремящегося к основной цели экспедиции — к Иерусалиму. Не возникает ощущения, что Гуго изначально собирался покорять
После описания падения Константинополя Гуго обращается к критике тех, кто оставил крестовый поход: «Хочу особо заметить, что Стефан де Перш, Рейно де Монмираль, Ангерран де Бове… Симон де Монфор… и настоятель из Во[-Серне] со своими судами отделились от флота. Они стремились к Иерусалиму… и покинули нас и нашу армию, когда мы находились в смертельной опасности». [444] Наряду с необходимостью отвечать на критику в словах Гуго чувствуется и искренний гнев на решение оставить экспедицию и действовать по своему разумению.
444
Hugh of Saint-Pol, Sources, 198-9.
Возможно, за попыткой превознести дожа Дандоло в большей мере скрывается дипломатическая необходимость: «Воистину необходимо похвалить венецианского дожа, который, принимая непростые решения, оказался благоразумным, рассудительным и мудрым».На Западе многие люди, например, папа Иннокентий III, да и некоторые из крестоносцев, такие, как Гунтер из Пайри, считали, что жадные венецианцы действуют только из стремления к наживе. Однако с точки зрения графа Гуго де Сен-Поля превосходное руководство Дандоло и его мудрые советы были достойны всяческой похвалы. Его доводы являют собой попытку повлиять на враждебное отношение к дожу.
Основную часть послания Гуго посвятил оправданию отклонения крестового похода в Константинополь. Он уже отмечал причины, по которым царевич Алексей должен был оказаться на престоле, а также сделанные им финансовые предложения, но основную и самую «славную» причину он приберег для заключительной части письма:
«Мы старались преуспеть в делах Христовых с божьей помощью, чтобы Восточная церковь, возглавляемая Константинополем, вместе с императором и всей империей воссоединилась бы с Римским понтификом, …признав себя дочерью Римской церкви. Пусть она и в будущем со склоненной головой благочестиво подчиняется ей, согласно доброму установлению. Сам патриарх, стремящийся к этому шагу, обращался с прошениями к Римскому престолу, чтобы стать под его омофор. Он вместе с императором присягнул нам в этом священной клятвой».
Другими словами, Гуго показывает нам, что крестоносцы объясняли свои действия благом католической церкви. Теоретически они преодолевали раскол, случившийся 149 лет назад, и это ли не был повод для благодарности и восхищения? Но Гуго несколько опережал события. Последующий дни показали, что он был излишне оптимистичен в оценке энтузиазма византийцев относительно подчинения их церкви Риму.
Еще одной причиной, по которой треб подчеркнуть успехи крестоносцев, было признание Гуго, что экспедиция не сможет отправиться на Святую Землю вплоть до следующей весны. Это тоже могло стать поводом для критики — поэтому Гуго объяснял, что задержка неизбежна, если они хотят получить выгоду от военной поддержки царевича для кампании в Египте. Он уверял, что ради такой помощи стоит и подождать. Крестоносцы и император уже написали грозное послание египетскому султану аль-Адулу (брату Саладина, которого на Западе обычно именовали Сафадином), «нечестивому захватчику Святой Земли», извещая его о том, что объединенные силы христиан скоро нападут на него. Гуго также выражает надежду на то, что жители Леванта ободрятся такой новостью и станут; ждать поддержки с новыми силами.
Одна из копий послания Гуго, отправленная графу Генриху Лувенскому, который участвовал в Германском крестовом походе в 1197–1198 годах, имеет дополнительный пункт с доводами в пользу присоединения к экспедиции. Грядущая египетская кампания описывается высоким рыцарским слогом:
«Тебе следует знать, что мы решились на поединок с султаном Вавилона [т. е. Каира], что рядом с Александрией. А потому, если кто-то пожелает служить во славу Господа и хочет носить прославленное и великолепное звание рыцаря, то пусть примет крест и следует Господу, и пускай отправляется на поединок во Имя Его, на который приглашает сам Всевышний». [445]
445
Hugh of Saint-Pol, Sources, 201.