Четвертый крестовый поход

Филипс Джонатан

Причина, по которой Четвертый крестовый поход в конце весны 1203 года повернул в сторону Константинополя, крылась, по иронии судьбы, в приглашении со стороны греков — в просьбе царевича Алексея помочь ему и отцу занять долженствующее им положение в Византийской империи. Не будь этого обращения, едва ли экспедиция направилась бы в сторону Константинополя. Чтобы объяснить, почему европейский флот направился к Босфору, а не к Египту или Святой Земле, следует прежде понять, почему было принято предложение царевича.

И здесь нам открывается ахиллесова пята всего предприятия — недостаток людей и денег. Эти отнюдь не новые обстоятельства стали основными причинами крушения Второго крестового похода в 1148 году. Ричард Львиное Сердце извлек из него уроки при подготовке к Третьему крестовому походу, однако в 1201–1202 годах те же проблемы неожиданно всплыли снова. Впрочем,

у Четвертого крестового похода была дополнительная компонента — соглашение между французами и венецианцами. Необходимость выполнения пунктов договора сыграла существенную роль в формировании и направлении экспедиции.

Несмотря на то, что к весне 1201 года французские посланцы в Венеции знали, что правители Англии, Франции и Германии едва ли примут участие в кампании, все же они назвали чрезвычайно высокое количество участников экспедиции — 33 500 человек. Но к лету 1202 года в Венеции собралось лишь около 12 000 человек. Рассуждая о причинах такого недостатка воинов, надо не забывать о непредсказуемости проповедей Фулька Нейского и о еще более значимом событии — кончине Тибо Шампанского. Потеря популярного и активного лидера одной из крупнейших европейских династий крестоносцев в критический момент самым плачевным образом отразилась на настроениях потенциальных участников похода. [652] Руководство столь влиятельного человека и его возможности могли бы убедить немалую часть знати присоединиться к движению и помогли бы создать критическую массу воинов, необходимую для ведения боевых действий. Кроме того, его преждевременная смерть и отсутствие в Шампани взрослого наследника побудили многих забыть об отъезде из-за опасений возникновения борьбы за наследство. [653]

652

GV.36-9.

653

Evergates, «Aristocratic Women in the County of Champagne», 80-5.

Однако поскольку французы были связаны обязательствами перед венецианцами, возможности отступления не было ни у одной из сторон. Масштаб участия венецианцев в предприятии был огромным. Дож Дандоло не мог отступиться, хотя использование им задолженности крестоносцев для прикрытия дальновидных политических и экономических планов венецианцев в Заре с точки зрения морали тоже было весьма сомнительным.

Готовность крестоносцев рискнуть папским расположением, напав на город, находящийся под покровительством короля Эмико Венгерского, принявшего знак креста (сколь бы спорным ни было использование им этого статуса), демонстрирует зависимость французов от венецианцев. В этом же эпизоде проявляется и стремление крестоносцев не допустить задержки экспедиции. Нельзя не заметить их готовности продолжать священную войну.

Причины, которые могли подтолкнуть человека к принятию креста, были сложны и многочисленны. Ко времени Четвертого крестового похода в них переплетались текущая политика и все те же побуждения, которые вели участников Первого крестового похода в 1095 году. Для некоторых знатных династий век крестовых походов налагал нечто похожее на обязательство участвовать в священной войне. [654] Свое влияние оказывала и рыцарская культура, возобладавшая в течение XII века при дворах Северной Европы, равно как и в Монферрате. Она взращивала в своих приверженцах непреклонное чувство чести вкупе с долгом повиновения своему сюзерену. Эти принципы простирались за пределы светских взаимоотношений и, сливаясь с яркой религиозностью того времени, заставляли чувствовать обязанность доброго христианского рыцаря в проявлении преданности верховной власти — Господу, ради которой и предпринимались попытки освободить Святую Землю от неверных.

654

Относительно некоторых более ранних этапов см.: Riley-Smith, «Family Traditions and Participation in the Second Crusade».

Духовные награды крестоносцев тесно сплетались с рыцарским призванием. Сражаясь и убивая, воины стремились смыть с себя последствия греха и так избежать адских мучений — а отпущение всех грехов как раз давало крестоносцам возможность достичь этой цели.

Краеугольным камнем

рыцарской этики являлись героические поступки. Обширная современная литература показывает едва ли не одержимость стремлением проявить рыцарскую доблесть. Круг рыцарских турниров Северной Европы давал широкие возможности, но крестовый поход являлся предприятием, в котором рыцарским подвигам придавался некий духовный аспект. Появлялся шанс соединить героизм с преданностью и честью, можно было достичь славы и положения среди героев крестовых походов прошлых эпох, таких, как Годфрид Бульонский или Боэмунд Антиохийский.

Жажда наживы, а иногда и стремление приобрести во владение земли, несомненно, были еще одним побуждением крестоносцев. До некоторого предела такие желания не противоречили церковной концепции собственности крестоносцев. Но пребывание в приемлемых рамках означало присвоение только необходимого для выживания и выплату спутникам разумных, но не значительных вознаграждений. Однако даже в таком случае расцветали алчность и зависть, и крестовый поход мог оказаться неугодным Господу.

В любом случае ведение священной войны было весьма дорогостоящим. Прежде чем думать о возвращении с богатством, приходилось потратить немалое количество денег. Предыдущие крестовые походы едва ли вдохновили нажитыми состояниями, скорее наоборот — немало воинов вернулось без гроша в кармане. Тем не менее, если бы Четвертый крестовый поход смог завоевать Египет, а затем вернуть Иерусалим, материальные блага могли стать реальностью.

Сочетание всех упомянутых факторов, вероятно, руководило выбором большинства рыцарей-крестоносцев. У менее знатных бойцов, пехотинцев и оруженосцев, необходимость служения сюзерену и желание отвлечься от удручающей монотонности будней заменяло высокие рыцарские чувства. Но, как бы то ни было, требовалась активная деятельность, чтобы преодолеть все сложности принятия креста — сочетание страха перед смертью, пленением и морским путешествием, огромными расходами и разлукой со своими семьями, любимыми и домочадцами. После того, как обет был принесен, стремление к славе, спасению и обогащению вкупе со страхом перед отлучением от церкви создавали серьезное давление, заставлявшее осуществлять эти обеты.

В августе 1202 года необходимость выполнить принесенные обеты, усугублявшаяся непростым положением на Святой Земле, заставила основную часть крестоносцев согласиться с отклонением в сторону Зары. Осада представлялась только короткой отсрочкой перед вторжением в Египет — хотя, как мы видели, стяжать богатую добычу не удалось, и финансовые проблемы так и не были разрешены. В этот момент в лагерь крестоносцев прибыл царевич Алексей.

Несмотря на отказ, который Алексей получил в прежних попытках обеспечить помощь со стороны западных правителей, теперь его посланники сулили людей и деньги, столь необходимые крестоносцам для помощи франкам на Святой Земле. К обещаниям добавлялось и обещание подчинения православной церкви Риму. Изображение посланниками положения царевича Алексея и его отца Исаака, несправедливо лишенных власти, отвечало стремлению крестоносцев возвращать неправедно отобранные земли. Чтобы получить награду, крестоносцы должны были отклонить путь флота в сторону Константинополя, чтобы там утвердить царевича Алексея на императорском троне. Хотя в это время часть крестоносцев отделилась от экспедиции, большинство руководителей надеялись, что после выполнения царевичем своих обязательств шансы крестоносцев на успех значительно возрастут. Другими словами, отклонение в Зару и Константинополь рассматривалось как этапы кампании по пути в Египет.

Прибыв в июне 1203 года в Константинополь, крестоносцы выражали искреннее удивление враждебным приемом, оказанным царевичу Алексею. Ожидалось, что волна народного одобрения вернет его на престол без использования военной силы. Однако император Алексей III постарался использовать давнюю подозрительность византийцев к крестоносцам, чтобы создать почву для серьезной оппозиции.

К июлю 1203 года активные военные действия уроженцев Запада вынудили Алексея III бежать. Византийская знать решила освободить Исаака и короновать царевича в качестве соимператора. Хотя коронация Алексея IV казалась крестоносцам шагом к достижению их целей, растущая враждебность византийцев, подогреваемая попытками нового императора выполнить свои тяжелые финансовые обязательства, постепенно уничтожила надежды молодого человека на возможность сдержать свое обещание. В итоге Алексей оказался связан все более настойчивыми требованиями союзников выплатить обещанное, а антизападные настроения в Константинополе росли, что еще сильфе сокращало пространство для маневра.