Четвертый позвонок, или Мошенник поневоле (и)
Шрифт:
— Вот они, вы легко разберетесь во всем. Если, например, больная не желает отвечать на какой-либо вопрос, вы делаете пометку в графе «Не сумела ответить» или «Не знает». Имена больных записывать не нужно, достаточно лишь указать их возраст и семейное положение. За каждую анкету вам будет уплачено по три доллара — после того, как труд будет опубликован и распродан в количестве полумиллиона экземпляров. Доктор Хинсей полагает, что католическая церковь запретит всем католикам читать и покупать эту книгу, благодаря чему тираж может увеличиться в течение двух недель
Мистер Риверс пожал плечами.
— У меня нет никакого мнения, поскольку в настоящее время я принимаю исключительно мужчин. Женщинами занимается мистер Финн.
Доктор Попкин обратился к Джерри:
— В самом деле! Ведь вы же тот, кто так блестяще выступал в Хагар-сквере. Я лично не слыхал, но моя давнишняя постоянная пациентка миссис Лоусон рассказывала мне о вас. Вы недавно прибыли из Европы?
— Да.
— Вы имели там хорошую практику?
Джерри вспомнил свои неудачи на газетном поприще и ответил уклончиво:
— Так себе.
— Да, конечно. Ведь ничего хорошего в Европе и не может быть, поскольку там нет свободы. В каждой стране государство устанавливает, что должен делать врач. Здесь иное: здесь врачи устанавливают, что должно делать государство. Но вернемся к делу. Итак, вы согласны быть агентом по анкетированию? Имейте в виду: задача эта необычайно далекого прицела, ибо подобное исследование содействует социальному прогрессу во всем мире.
Джерри взглянул было на мистера Риверса в надежде получить совет, но старый хиропрактик только буркнул:
— Решай сам, дело твое.
Подумав немного, Джерри Финн решил оказать услугу науке и социальному прогрессу во всем мире.
В восемь часов следующего утра на прием явилась дама неопределенных лет, с прострелом, мучившим ее уже две недели. Дама начала освобождать себя от одежды, а Джерри сел к столу и, достав анкетный бланк, приступил к опросу.
— На этот вопрос я не отвечаю, — резко заявила дама.
— Ну… хоть примерно?
— Меньше сорока.
— Давно ли вы замужем?
— Немного более месяца.
— Это ваш первый брак?
— Нет, уже пятый.
— В каком возрасте вы впервые вышли замуж?
— Кажется, мне было лет шестнадцать.
— Вы были тогда еще невинной девушкой?
Женщина перестала раздеваться.
— На этот вопрос я не отвечаю.
Джерри сделал пометку в графе «Не знает» и продолжал допрос:
— Каким образом вы впервые отдались мужчине: а) в порыве страсти; б) из чувства жалости к партнеру или в) с намерением иметь ребенка?
Дама ничего не ответила и начала поспешно одеваться. Джерри сделал пометку в графе «Не сумела ответить» и продолжал:
— Были ли вы неверны в браке: а) однажды, б) изредка, в) постоянно?
Ответа не последовало. Джерри
— Мерзавец! Вот каких типов привозят из Европы! Из этой несчастной, растленной Европы!
Возражать было бесполезно, потому что женщина, выплюнув эту гневную тираду, повернулась и ушла вместе со своим прострелом.
Путь искусства тернист, но путь науки оказался еще хуже: к половине дня Джерри удалось заполнить только три анкеты, да и то с пробелами. Зато одиннадцать больных он потерял навсегда. Женщины Бруклина как-то странно отнеслись к научному исследованию ради социального прогресса: некоторые, по-видимому, были настолько нравственными, что хотели бы надеть брюки даже на лошадей, другие же просто считали доктора Хинсея дурачком, который хотел найти еще больших дураков, чтобы полюбоваться на них.
Психологическая смекалка и умение разбираться в людях были у Джерри Финна всегда не выше, чем на тройку. Он не понимал, что заполнение анкет Хинсея требовало особой ловкости и деликатного нахальства и что при таком опросе женщина с чистой душой может показаться испорченной, и наоборот. Неуспех Джерри явился неизбежным следствием его искренности и любви к правде. Он забыл, что женщина подобна оружию: с нею нельзя играть.
Мистер Риверс был не на шутку обеспокоен. Некоторые из его постоянных пациенток стали жаловаться ему на «европейского профессора» за неслыханное оскорбление их достоинства и за то, что чистую женскую честь он пытается втянуть в болото социальных исследований. Когда в довершение всего ему пришлось вынести несколько анонимных телефонных разговоров, причем его почтенная практика поносилась самыми ужасными словами американского языка, мистер Риверс решил поговорить со своим компаньоном серьезно.
— Ты должен немедленно прекратить оскорбление больных, — строго сказал он Джерри.
— Я никого не оскорблял. Я только задавал некоторые вопросы, — ответил Джерри с наивностью бравого солдата Швейка.
— Но с этого дня я запрещаю тебе задавать им пустые вопросы, не относящиеся к лечению. Доктор Хинсей лишит нас практики, ты понимаешь? От нас уйдут все женщины. И это теперь, когда я истратил восемьсот долларов на рекламу! Объяви доктору Попкину, что ты прекращаешь анкетирование.
Джерри промолчал. Он теперь и сам убедился, что деликатных вопросов лучше не касаться. Он признал свою ошибку:
— Женщины — непонятный народ… Я это знаю по своему опыту…
— Опыт — хороший учитель. Потому-то он так плохо оплачивается, — сказал мистер Риверс. — С женщинами надо обращаться осторожно. Каждая из них желает знать, как живут другие женщины, но при этом ни одна не хочет обнажать себя, то есть я имею в виду — раскрывать свои секреты.
Мистер Риверс продолжал бы говорить еще и еще, но он не мог заставлять больных ждать приема.
— Итак, я полагаю, вопрос ясен? — сказал он и поспешил в свой кабинет, где три голые спины ждали его помощи.