Четыре гинеи
Шрифт:
Марта была молодая женщина, рассудительная и спокойная. Так как Гарт ничего ей не посылал, она жила поденной работой.
Узнав от Смита, что Гарт умер, Марта заплакала, затем вытерла слезы и стала расспрашивать матроса о покойном муже. Смит передал прощальные слова Гарта и спросил:
—
— Он ушел в школу. Не прислал ли ему отец хоть какой-нибудь подарок?
Смит покраснел, вынул и положил гинею на стол.
— Только всего, — сказал Смит, — одна гинея да вот этот сундук.
Марта задумчиво посмотрела на матроса, взяла гинею и сказала:
— И то хорошо; можно теперь будет уплатить долг хозяйке за комнату да купить моему Джеку чернил и тетради.
Потом она, вздохнув, открыла сундук, выложила вещи Гарта и, стараясь улыбаться, сказала:
— Из отцовских сапог я сошью сапоги Джеку, да еще мне выйдут из них туфли — ходить на работу. Кокосовая чашка? — вещь нужная в хозяйстве. Сам сундук еще крепок, его можно продать; дадут два-три шиллинга. Прямо мы разбогатели!
Марта засмеялась сквозь слезы. И так она понравилась Смиту, что он снова покраснел и затосковал, вспомнив свою растрату.
Смит умел работать по парусному делу. Распрощавшись с Мартой, он отправился в док и нанялся в мастерскую, где стал чинить и шить паруса. Он твердо решил заработать три гинеи, чтобы отдать вдове.
«Хорошо, если бы она вышла за меня замуж!» — мечтал Смит.
Однажды он соскучился, пришел к ней, сел и начал рассказывать маленькому Джеку разные морские истории. Незаметно для себя Смит дошел в своих рассказах до истории с сундуком. Выслушав, как он несколько дней носился в шлюпке среди волн, Марта, которая до сих пор еще ничего не знала об этом, очень удивилась; ей стало приятно это, но она не выдала себя и сказала:
—
— Почему? — спросил огорченный Смит.
— Догадайся сам.
Смит задумался, посидел еще немного и ушел. Через неделю он пришел к вдове и сказал ей:
— Марта, я тебя полюбил. Будь моей женой.
— Я буду твоей женой, — ответила Марта, — если ты сделаешь то, что должен.
Снова Смит ушел с горьким стыдом в душе. «Да, она знает, что было четыре гинеи, а не одна», — размышлял он и, как только накопил эти деньги, явился к Марте и положил на стол три золотые монеты.
— Прости меня, — сказал Смит, — Гарт послал тебе четыре гинеи, а не одну. Я три гинеи случайно прогулял здесь в день приезда.
— Отчего же ты не сказал это сразу?
— Мне было стыдно. Я хотел сначала вернуть тебе деньги, а потом признаться.
— Сознаться никогда не стыдно, — заметила Марта, — надо было сказать немедленно. Ведь я все равно поняла, что ты деньги растратил.
— Да как же ты догадалась?
— Ничего нет проще: во-первых, ты покраснел, когда дал мне гинею, а во-вторых, ты пришел ко мне в восемь часов утра; приехал же ты — ты сам сказал — накануне вечером. Значит, ты целую ночь где-то путался; глаза у тебя были красные, руки дрожали. Уж если ты из-за сундука позволил высадить себя с корабля, то, приехав, наверное, поспешил бы отдать деньги и сундук мне. Что же этому помешало? А то, что зашел ты в трактир.
— Верно. Я виноват, — сказал Смит, опустив голову.
— И я виновата, — засмеялась Марта, беря его за руку, — пока тебя мучила совесть, я вышила тебе мешочек для трубки.
И она подала Смиту прехорошенький мешочек из зеленого шелка, на котором были вышиты желтыми нитками слова:
«Четыре гинеи».