Четыре голоса Тьмы
Шрифт:
Побледневший архимаг и два потрясенных магистра присоединились ко мне, и в восемь рук работа пошла быстрее. Когда последний труп оказался на поверхности, я устало сел на край бассейна.
Ко мне подошел Оршон, произнес заклинание и сильно ударил кулаком по спине. Я закашлялся, в воду полетели остатки концентрированного воздуха. Теперь я смог заговорить.
— Старший, тела этих людей надо отправить на континент и достойно похоронить.
— Хорошо, Люрет, — безропотно согласился архимаг.
— Я думаю, ты тоже владеешь истиной, — серьезным голосом признал Його. И подвел итог, — значит, все остальные
Этот компромисс мне не понравился, но я не хотел с ним спорить.
— Как ты, Його? — спросил я огневика. Он кутался в мантию, но все равно мелко дрожал и выглядел очень бледным.
— Хорошо…
— Он едва не погиб, — проговорил архимаг. — Його с трудом добрался до нас и потерял сознание. Мы еле привели его в чувство. Но он нам так ничего не рассказал.
— Я сказал им, что нужно дождаться тебя. Я знал, что ты выберешься. Прости меня, — заносчивый магистр выглядел очень смущенным.
— Ничего, Його, ты все сделал правильно.
Я накинул на промокший и изорванный доспех поданную Оршоном мантию и подробно рассказал о том, что произошло под островом. Потом мне пришлось рассказать про Джеркиса.
Заслышав про Ногодила, который сообщил мне о неудачных попытках Подогайна узнать что-то о юнге, Парваль брезгливо поморщился.
— Подлец и мерзавец, но обаятельный, — кратко охарактеризовал он личность Джереби. — Как маг он тянет на адепта на пятой ступени, не больше. Но Подогайну нужен был в свиту магистр Воды, чтобы без амбиций и готовый на разные грязные делишки. Он вытащил Джереби из какой-то дыры и сделал из него магистра. Теперь тот выполняет для архимага разные деликатные поручения. Будь с ним поосторожнее, Люрет.
— Хорошо, старший. А что вы скажете про историю с юнгой?
— Не знаю, Люрет. Не знаю. Я попрошу своих людей в Лакрисе проверить все еще раз, но не думаю, что они что-то найдут. У Подогайна хорошие ищейки, если и они ничего не обнаружили, то… И кого Джеркису и за что прощать, я совершенно не представляю.
Я посмотрел на бледного и дрожащего Його.
— Старший, с ним точно будет все в порядке?
— Вряд ли, Люрет. О нет, не волнуйся! — тут же поправился архимаг. — Со здоровьем у него все отлично — и так и останется. Но вот остальное… Он столкнулся с тварью Тьмы и бежал от нее. Да, это было правильно, но даже правильное решение может нас очень сильно изменить.
Мы разместились на деревянных бочках, Оршон массировал замерзшего огневика. Архимаг посмотрел на меня.
— Люрет, ты помнишь плачущего инквизитора у ворот Академии Тьмы?
— Конечно, старший. Такое зрелище редко увидишь.
— Не ерничай, Люрет, — строго произнес Парваль. — Я был внутри. Да, я был внутри, и то, что я там обнаружил… поистине потрясло меня. Я прожил на свете много лет, но с таким столкнулся впервые.
— И это изменило вас?
— Нет, Люрет, не меня. Хотя и меня тоже, конечно. Я думаю, стоит рассказать об этом с самого начала. Я пробыл в Академии целый час и за это время, как мне кажется, восстановил полную картину произошедшего. Сам инквизитор Стамли отказался говорить об этом. Я его понимаю.
Мы придвинулись ближе к архимагу. Он продолжил.
— Как ты помнишь, — Парваль по-прежнему обращался ко мне
— И убили всех, старший? Тогда почему уцелел только один Стамли? — теперь я был твердо уверен, что слышал это имя и раньше. Но вот где?
— Они должны были убить всех. В этом заключался их долг, с их точки зрения это было бы правильно. Но инквизиторы захотели большего, они возжелали узнать, почему дети встали на сторону Тьмы, они задумали выбить из них искреннее раскаяние в этом выборе. Они начали их пытать.
Архимаг опустил глаза вниз.
— Я никогда не забуду их истерзанные тела. Инквизиторы сотворили с ними такое, от чего тошно станет и самому беспощадному некроманту. Они задавали вопросы, но ответы им, похоже, не нравились — и они продолжали спрашивать. Это длилось до тех пор, пока один из инквизиторов не решил, что они перешли некую грань.
— Это был Стамли?
— Да, это был Стамли. Тогда он решил, что мучить детей неправильно. Не знаю, пытался ли он сначала убедить в этом других словами… не знаю… говорили, что он плохо находит общий язык с людьми… Все инквизиторы так и остались лежать в том зале. Я осмотрел их тела, на них были следы от меча. Его меча. Тогда он сделал правильный выбор.
— А потом, старший? — я понизил голос до шепота. — И что стало с темны… с детьми?
— А потом он снова сделал правильный выбор, Люрет. Он убил их всех. Быстро и безболезненно. Ведь он был инквизитором и исполнял свой долг. А потом он вышел из Академии и заплакал. И это тоже было правильно, ведь он должен был оплакать и своих собратьев, преступивших черту человечности, и детей, предавшихся Тьме.
Некоторое время мы просидели в тишине.
— Что же затем стало с ним? Он уже не инквизитор?
— Почему же, Люрет? — искренне удивился архимаг. — Ведь он все сделал правильно, в Инквизиции это очень ценят. Архимаг Огня Одгор Нурултан, глава сего почтенного ведомства, был, конечно, крайне недоволен гибелью своих лучших людей. А он отправил с нами самых лучших, это было очень важное задание. Но что он мог сделать? Одгор провел расследование и пришел к выводу, что Стамли все сделал правильно. Ну и что ему еще оставалось в такой ситуации? Он наградил Стамли и приблизил к себе. Теперь тот — один из лучших инквизиторов. И он до сих пор все делает правильно, ну или почти все. Но счастлив ли он от этого? Когда я видел месяц назад в Лакрисе, он был глубоко несчастным человеком.
— Зачем вы рассказали нам об этом, старший?
— Понимаешь, Люрет. Многие считают, что мы меняемся, когда делаем ошибки, когда у нас что-то не получается, когда мы вынуждены что-то с собой сделать, чтобы достичь целей. Но это не так. Когда мы все делаем правильно, мы тоже меняемся. Порой эти изменения гораздо значительней, но мы не всегда готовы их принять. Ты как, Його?
Огневик отчаянно пытался разжать губы и ответить Парвалю, но не мог. Он боролся с собственным ртом, пытаясь что-то выдавить из себя. Наконец, Його не выдержал страшного напряжения, глаза мага закатились и он свалился на дощатый настил.