Четыре хвоста
Шрифт:
– Ты знаешь, куда нам вообще нужно двигаться? – спросил я, полулёжа на каких-то мягких мешках.
– Нет.
– мотнула головой Клии, обхватив одной из пар рук колени и положив на них подбородок.
– Мы с тобой в схожей ситуации. Однако любопытно, откуда ты научился Инфернальному?
– Инфернальному? – задумчиво произнёс я, посмотрев на шрам, что белёсым пятном остался на ладони, - Тебе эта штуковина ни о чём не говорит?
Клии подползла ближе, взяв мою ладонь и принявшись разглядывать её в тусклом лунном свете, что пробивался между щелями деревянных стен амбара. Какое-то время она молчала, после чего мотнула головой, задумчиво нахмурившись.
– Это точно адский рисунок, но его значений я не знаю.
Я
Поспать ночью в своё удовольствие мне не удалось. Погружаться в сон приходилось урывками, постоянно проверяя сестёр. Суммарно удалось поспать часа три и вряд ли больше, после чего начались движения в жилых зданиях хутора. Обычно они должны звучать значительно громче, ведь жизнь в сельскохозяйственных поселениях начиналась с рассветом, а потому люди должны были уже во всю работать, но хутор был относительно тих.
Разбудив девушек, я аккуратно присел у двери, вынимая тесак из ножен. Слишком неуютно мне теперь было в этом амбаре. Казалось, что сейчас хутор окружали рубаки Четырёхпалого, но эта могла быть лишь разыгравшаяся в голове паранойя.
Через несколько секунд мои опасения подтвердились. Ворота амбара распахнулись и вовнутрь ворвалось несколько крестьян, вооружённых наиболее подходящим для боя сельскохозяйственным инвентарём. Вбежали внутрь они с криками, руганью и молитвами, отчего демоницы от страха сунулись в угол, стараясь слиться со стеной своим естеством.
– Убивайте демонов! – взвизгнул кто-то из-за спин разъярённой крестьянской толпы.
Стало ясно, что мы загнаны в угол, и остаётся только биться за свою жизнь до самого конца. Потому я рывком сблизился со стоящим впереди крестьянином, который держал в руках деревянные вилы. Он попытался было проткнуть меня ими, но его выпад был слишком медленным и неумелым. Четыре шипа вил проткнули только воздух, а взмах отточенным тесаком оставил земледельца с кривым черенком в руках. Крестьянин посмотрел на обрубок в своих руках, но в следующее мгновение его нижнюю челюсть разрубило напополам. Раненный, он рухнул на землю, открывая мне возможность добраться до следующего. Это был тот самый бородач, что доставил нас на этот хутор на своей телеге. В руке он сжимал всё тот же топорик, которым не успел замахнуться для удара. Мой левый кулак врезался в его необъятный живот, заставив бородача согнуться от боли. Пятка рукояти тесака обрушилась прямо в его облысевшее темя, заставив кости черепа прохрустеть от мощнейшего удара. Из ослабевшей руки крестьянина я успел подхватить топор и левой рукой вонзить его прямо в шею следующего из атакующих, едва не снеся его голову подчистую, тогда как его мясницкий нож пролетел мимо, вновь достигнув только одежды, но не моей зелёной плоти.
Похоже, что земледельцы желали взять меня числом и неожиданностью, но как только у них это не получилось, то весь запал моментально сник. Всё же людьми они были гражданскими и непривыкшими видеть такое сопротивление, а мне же проливать кровь было привычно. Я размахивал тесаком во все стороны, рубя и рассекая каждого, кто решился посягнуть на мою жизнь и сохранность спутниц.
Не прошло и двух минут, как большая часть нападавших успела погибнуть. Каждый удар приносил минимум по тяжёлому ранению, либо же сразу становился смертельным. Многочисленность крестьян, которая казалась им ранее тотальным преимуществом, теперь стала громадной проблемой. Они толпились, толкали
Никто не ушёл обездоленным ударами, и когда последний из нападавших рухнул на землю, то я увидел толстую спину бегущего человека, затянутую в чёрную рясу с контурным изображением букета с семью однотипными цветками, вышитым серебристыми нитями. Такую одежду носили исключительно последователи Церкви Семи Сестёр, и многое моментально встало на свои места. Доктрина последователей Семи Сестёр истово придерживается идеи о том, что существует всего семь человеческих народов, тогда как остальные расы есть ничто иное, как ошибка природы, а потому должны быть вырезаны под корень. Смешивание же крови было ещё большим преступлением, поэтому убийство меня очистило бы души последователей сей церкви больше, чем десятка самых долгих и изнуряющих молитв.
Таких фанатиков оставлять в живых я не собирался. Монах успел убежать на добрый десяток метров и, несмотря на свои необъятные телеса, удалялся очень быстро. Расстояние для опытного бойца было плёвым, и я метнул в него тесак. Оружие было не самым подходящим, а потому, несколько раз провернувшись вокруг своей оси, ударило мощной рукояткой между лопаток священнослужителя. Выгнув спину, он, что есть мощи, врезался лицом в пыльную землю. Сразу же он попытался подняться, опираясь на руки, но попытка не увенчалась успехом, и он вновь ударился лицом, оставив приличных размеров пятно крови. Найдя в себе силы, он пополз вперёд, стараясь покинуть территорию и без того небольшого хутора.
– Куда собрался, монашек? – издевательски крикнул я, подбирая с земли копьё одного из погибших крестьян, - От судьбы не убежишь! Сколько тебе отвели сёстры, столько ты и проживёшь!
Подходя, я услышал бесконечный поток молитв, которые быстро шептал мужчина, даже не оборачиваясь на мои шаги. Смешно было наблюдать за тем, как он старательно пытается сбежать с устроенной им же кровавой мясорубки. Наверняка, в его планах всё должно было закончиться моим ритуальным убийством во славу Семи Сёстер, но сейчас, когда всё обернулось обратным образом, он был овеян страхом смерти.
Подняв копьё, я обрушил его прямо на спину священника, чувствуя, как стальное острие пронзает плоть, лёгкое и раздвигает рёбра. Жить монаху оставалось не так долго, может быть, что всего пару минут ему отвели Сёстры. Теперь он даже не мог кричать, а лишь хрипел, проклиная в мыслях меня и весь орочий род. Впрочем, даровать ему быструю смерть я не собирался, наслаждаясь видом того, как фанатик, медленно и мучительно испуская дух. Слишком приятно было видеть эту смерть, и причиной был даже не моё орочье естество.
Когда монах в последний раз захрипел, то жизнь сторонников Сестёр на этом хуторе вымерла окончательно. Нападавшие сейчас лежали неаккуратной горкой из медленно остывающих тел, а воздух наполнился тяжёлым запахом крови. Многим другим людям было бы противно наблюдать за таким кровавым пиром, который развернулся на маленьком хуторе, но мне было не привыкать к такому нелицеприятному зрелищу. Орки часто оставляли за собой выжженные до состояния сплошного пепелища земли, где такое серьёзное смертоубийство было подобно разминке, а не тяжёлому преступлению, по меркам суровых человеческих законов. Теперь же я не сожалел, прекрасно понимая, что в будущем смерть одного единственного хутора будет списана на действия одной из банд, а мне пожитки с хутора могут очень неплохо помочь.