Четыре квартета
Шрифт:
II
Чеснок и сапфир налипли в грязь
Где осью встало древо
А кровь пульсирует струясь
И раны старые слышны
Но тихнет прежний гнев войны.
И ритм биенья нашей крови
И лимфы нашей путь кружной
В движеньи звезд повторены
Восходим мы цвести во древо
Но выше движимого древа
В луче что чертит лист резной
И снизу слышен шум разора
Где гонит вепря гончих свора
Но в поле звездного узора
Они
В незыблемой точке мировращенья. Ни плоть, ни
бесплотность.
Ни вперед, ни назад. В незыблемой точке есть ритм,
Но ни покой, ни движенье. Там и не равновесье,
Где сходятся прошлое с будущим. И не движенье
ни вперед,
Ни назад, ни вверх, ни вниз. Только в этой
незыблемой точке
Ритм возможен, и в ней - только ритм.
Я говорю - там мы были, не знаю лишь
Где и когда - ни места, ни времени.
Отказ от мирских вожделений,
Бездействие и отстраненность
Избавляют от воли, своей и чужой; и тогда
Благостью чувства, чистым светом, незыблемым
и текучим,
Erhebung {*} без движенья, сосредоточенностью
{* Становление (нем.).}
Без отрешенности постигается мир,
И новый, и старый,
В исполненье их недо-экстазов,
В разгадке их недо-кошмаров.
И только скрепы меж прошлым и будущим,
Сплотившие бренное тело,
Спасают людей от небесного царства и вечных
мучений,
Которых не вынесет плоть.
Прошлое и будущее
Едва ли проникнешь сознаньем.
Сознанье - вне времени.
Но лишь времени принадлежит миг в саду роз,
Миг в беседке под стук дождя,
Миг в пахнущей ладаном церкви,
Связующий прошлое с будущим.
Только время наследует время.
III
Вот оно, здесь, место встречи
Времени "до" и времени "после"
В тумане: ни свет,
Придающий незыблемость форме,
Превращающий тень в мимолетное чудо,
Не спеша, выявляющий нам постоянство;
Ни тьма очищенья,
Лишающая ощущений,
Отрешающая любовь от мирского.
Ни исполненность, ни безучастность. Только
мерцанье
Над искаженными мятыми лицами,
В отчаянье отчаявшимися от отчаянья,
Тупыми, капризными,
Насыщенными и безразличными;
Люди и клочья бумаги на резком ветру,
Дующем "до" и "после",
Дыханье отравленных легких
Времени "до" и времени "после";
Изверженье оцепенелых загубленных душ
В обесцвеченный воздух, подхваченных
Ветром, метущим
Хэмпстед, Клеркенуэлл, Кэмпден и Патни,
Хайгейт, Примроуз и Ладгейт. Тьма не здесь
Тьма не здесь, не в щебечущем мире.
Сойди же, сойди только
В мир одиночества,
В этот не-мир не от мира сего:
Внутренний мрак,
Отрешенность, безличье,
Увядание мира чувств,
Опустошение мира любви,
Бездействие мира души.
Это путь первый, второй
Путь - такой же: не движенье,
Но отказ от движенья; пока движется мир
Сам собою по торным дорогам
Прошлого и будущего.
IV
Время и колокол отмерили срок,
В облаке черном свет солнца поблек.
К нам повернется подсолнух?
Вьюнок вытянет к нам стебелек?
Или нас ожидает
Хлад
Тисовых пальцев забвенья?
Блистает пернатый король-рыболов,
блистает и тает;
Незыблемый свет
В незыблемой точке мировращенья.
V
Слова и мелодия движутся
Только во времени; а то, что живет,
Может только исчезнуть. Слова, отзвучав,
Достигают безмолвья. Лишь порядком, лишь ритмом
Достигнут слова и мелодия
Незыблемости - как китайская ваза
Незыблемо движется вечно;
Достигнут не той неподвижности скрипки
При длящейся ноте - достигнут со-бытия;
Иными словами, когда конец предваряет начало,
А конец и начало - всегда
"До" начала и "после" конца.
И все всегда сейчас. Слова искажаются,
Трещат и ломаются от перегрузки,
От напряженья скользят, расползаются, гибнут,
Гниют до неточности - им не застыть неподвижно,
Незыблемо. Визг и брань осаждают их,
И болтовня, и насмешки.
Слово в пустыне
Берут в оборот голоса искушенья,
Вопли призрака в дьявольской пляске,
Вой безутешной химеры.
Такт ритма - движенье,
Как по лестнице в десять ступеней.
Томление духа само по себе
Есть движенье - но бесцельно
Само по себе; Любовь - неподвижность,
Лишь конец и причина движенья,
Лишенного ритма
Истома томленья
Удерживать время на грани
Бытия и небытия.
Неожиданно в лучике солнца,
Пока пляшут пылинки,
Детский смех раздается,
Еле слышимый в листьях,
Скорей же, здесь, сейчас, всегда
Нелепо бесплодное скорбное время,
Влачимое "до" и "после".
ИСТ КОУКЕР
I