Четыре ночи

Дубов Дмитрий

– Сговорчивые вертухайчики, – радовался Клещ, прижимая ёмкость к груди, как родное дитя. Затем он открыл кран и положил спирт под струю ледяной воды.

– Береги себя, – прошептал он с вожделением.

Всё шло, как обычно. Арестанты, если они не зелёные новички, привычны к такому образу жизни. Их мало чем можно смутить.

И, самое главное, они умеют снимать эмоциональное напряжение без последствий.

К вечеру все трое, сытые и пьяные, заплетающимися языками травили друг другу разные байки: смешные и грустные, увлекательные и не очень.

– А я вот слышал, – сказал Кабан, – что в этом «иваси» (как меж собой звали изолятор временного содержания) такая бодяга творится… Здесь… Короче, тут люди того… Дохнут.

Кабан был самый молодой из них. Ему только-только исполнилось двадцать три, и потому спирт скосил его раньше и сильнее остальных.

– Я тоже что-то слыхал, – подтвердил Сеня Шило, но всё как-то смутно. Неясно.

– Ага, – отозвался Кабан. – А мне эту историю Тёмный приколол.

– Ну, Тёмный-то известное трепло, – ухмыльнулся Клещ. – Ему бы басни катать да бабло за них рубать.

– Нашенский Кинг, ага, – согласился Шило.

– До Кинга-то ему, как до Эйфелевой башни пешком, – Кабан даже улыбнулся такому своему удачному сравнению, – но что-то в нём есть. Так вот, он рассказывал, что несколько лет назад здесь произошла двойная мокруха… Или взаимная… Не знаю, как назвать. Короче, дело было так…

* * *

Поймали одного солдата, который ночами выходил на войну в родном городе. Незадолго до этого он вернулся из Чечни. И так уж вышло, что телом-то вернулся, а умом – нет. Спятил он на почве вражды и убийств. Ему постоянно казалось, что его окружают, или снайпер пасёт и всё выцеливает. Он даже дома шкерился и по квартире зигзагами в нагибку ходил. На стенах ему мерещились точки от лазерных

прицелов и тому подобная ересь. Шизуха, короче, полная. Но диагноз-то ему никто не удосужился поставить, и вылечить не постарались, а просто бросили в мирную жизнь, как ненужную собаку.

А собакой он не был.

Нет, он был настоящим хищником.

Да при том сдвинутым.

Где-то он раздобыл себе пистолет (в принципе, если ты не совсем законопослушный гражданин, тебе это сделать не составит труда) и по ночам стал вести войну с врагами. Беда, что существовали те лишь в его голове, а на деле ими оказывались либо местная шпана, либо мирные бомжи, либо тихие алкоголики, либо вообще бытовой люд. К тому моменту, когда его поймали, он успел настрелять больше десятка ни в чём не повинных людей.

Все знали эту ужасную историю, но мало кто знал её кровавое продолжение.

Солдата скрутили и бросили в это самое «иваси». По легенде, в нашу девятую камеру. Вояка тут же объявил голодовку и предъявил свои требования. Он написал на оборванном листке бумаги, что слова не скажет, пока эти «мусульмане» не свяжутся с его командованием и то не вышлет в этот «Богом проклятый горский край» своего представителя.

Крыша у солдата съехала напрочь.

Вертухаи поржали над клочком бумажки со скачущими буквами, да и отдали начальнику. Начальником ИВС на тот момент был человек с развитым чувством юмора, но ума недалёкого. К тому же он не мог допустить, чтобы в подведомственном ему учреждении что-то выходило за рамки нормы. В его голове созрел план убийственной шутки, которая, по его разумению, должна была разрядить ситуацию. Он где-то достал военную офицерскую форму с полковничьими погонами, вырядился в неё, нацепил табельный ПМ и в таком виде отправился к заключённому. Бесспорно, это оказалось фатальной ошибкой.

Конец ознакомительного фрагмента.