Четыре повести о Колдовском мире
Шрифт:
Певец бросил свой факел. Он лежал на ступеньке под площадкой, горящий конец его свешивался над пустым пространством. Свет в башне был желтовато-янтарным. Я рвалась к окну, но он держал меня сзади за платье. Он оказался намного сильнее меня. Сопротивление было бесполезно.
Он отдувался, тихонько ругался, но не отпускал меня. Я заметила, как он шарит другой рукой в поисках факела. Ему пришлось на одном колене спуститься за ним, и он при этом тащил меня за собой. Взяв факел, он выпрямился, перегнулся через
Я расцарапала ему лицо. Он опустил голову, прикусил губу от боли и выпустил факел, но не меня. Древко в нише покачнулось, но не упало. Я схватилась за что-то и потянула, потом опять потянула. Борода его осталась в моих руках. Я уставилась на темно рыжие завитки, которые сжимала в руке. Крови на их кончиках не было. Они были без корней. Они были приклеены.
Я покачала головой, не в силах ничего понять. Разве мужские бороды могут быть такими слабыми? Морской певец зашипел от боли и схватился за мое запястье.
— Именем Гунноры, маленькая идиотка, — в голосе его звучала злость. — Элис, остановись. Прекрати, ты что же, до сих пор меня не узнала? Это же я. Я, Сиф.
Я остановилась, прекратила молотить его и бороться, перестала пинать его ногами. Я ничего не соображала, пока не остановилась. Я уже почти перестала дышать. Сердце, казалось, перестало биться. Морской певец выпустил меня, Я отлетела к стене, глядя во все глаза. Из моих сжатых кулаков торчали пучки волос. Стоявший передо мною человек поднял руки к лицу, дернул и соскреб с него рыжие завитки и… передо мной предстала Сиф. Даже со своим плохим зрением я видела это. Сиф, с ее подбородком, выступающим, с ямочкой. Челюсть и верхняя губа ее были красными и воспаленными.
— Рогатый Охотник, до чего же саднит, — выдохнула она, яростно расчесывая подбородок. — Мне пришлось посадить ее на рыбий клей.
Я попыталась глотнуть и не смогла.
— Сиф, — сказала я. Голос мой был больше похож на писк. — Сиф.
Она, прислонившись к стене и сложив на груди руки, посмотрела на меня и кивнула.
— Это я, — подтвердила она. — Не оборотень и не привидение.
С тех пор, как я ее видела последний раз, она выросла еще на два дюйма. Наверно, ей было уже около двадцати лет.
— Зачем же ты, дурочка, хотела выскочить из окна? Здесь высоко. Ты сломала бы себе ногу.
«Или умерла». Она этого не сказала. Я опять глотнула и в этот раз мне это удалось — и постаралась наладить дыхание. Она осторожно потрогала исцарапанную щеку.
— Неужели ты меня не узнала? Я думала: если на острове кто-нибудь догадается, то это будешь ты.
Я поднялась на ноги, чувствуя одновременно и облегчение, и злость.
— Как же мне догадаться? — заикаясь, проговорила я. — У тебя же все лицо укрыто волосами. Почему ты мне не сказала?..
Сиф тоже поднялась. Она посмотрела
— Гуннора! Как я старалась. Я думала, что встречу тебя на рынке или на побережье. Потом я узнала, что они держат тебя взаперти в замке. Мне некому было довериться и прислать тебе весточку. Я думала, что увижу тебя, когда приду в крепость, но мне сказали, что наедине ты не можешь видеться с мужчиной. Банкетный зал — единственное, что оставалось, да и время поджимало…
Я прислонилась к стене, кровь моя вдруг похолодела.
— А ты колдунья? Сиф опять рассмеялась.
— Нет!
— А что же ты рассказывала в банкетном зале, история… которую ты всем рассказала…
Она фыркнула.
— Да это просто рассказ. Я сама его сочинила. Я ведь и в самом деле морской певец.
Я вздрогнула, не желая ей верить.
— А это зелье, которое ты дала моим родителям и всем остальным гостям в зале…
Сиф покачала головой.
— Это всего лишь морское молоко. Клянусь.
Я подумала о кухарке и Имме, стоявших в кухне с отсутствующим выражением на лице. Обо всех остальных я и в самом деле не тревожилась.
— А им это не повредит? — воскликнула я, подходя к Сиф. Руки мои все еще были сжаты в кулаки. — Если ты им причинила зло?!
Сиф тихонько взяла меня за плечи. Она возвышалась надо мной. Я едва подросла с тех пор, как она уехала.
— Ничуть, — ответила она спокойно, и я наконец ей поверила, — они так и простоят во сне час-другой, а потом проснутся. Обещаю тебе.
Что-то зазвенело в ее рукаве. Я потрогала его. Нет, это был не кинжал, скорее какая-то трубка. Я не могла порыть, что это было.
— Ты собиралась убить моего отца… там, в банкетном зале?
Сиф оггустила руки и отвернулась. Лицо порозовело.
— Сначала нет. Сначала я просто хотела увезти тебя. Но потом… потом… не знаю, — замялась она. — Я и сама не знаю, что хотела сделать.
Я догадалась.
— Ты сделала бы это, — спросила я, — если бы меня там не было?
Сиф сильно покраснела.
— Я хотела, — прошептала она, — но не смогла.
Я стояла неподвижно, ощущая холод и скованность, вспоминая собственные мысли в банкетном зале. Кто я такая, чтобы осуждать Сиф? Я содрогнулась.
— Неважно. Он все равно скоро умрет. У него постоянно болит голова.
Сиф посмотрела на меня большими глазами. Этого она, конечно, не знала. На лице ее читалась неуверенность.
— Ты его любишь? Я покачала головой. Сиф опять отвернулась.
— Я раньше завидовала тебе, — пробормотала она, — завидовала тому, что ты живешь в замке, в тепле и в заботе, завидовала тому, что у тебя всегда много еды, много платьев, а не обносков. А потом я услышала песни, которые пели о тебе в Верхнем Холлеке.