Четыре пути к прощению
Шрифт:
Командование недоумевало: невежественные рабы, с простым стрелковым оружием, громили армию обученных и дисциплинированных солдат, оснащенных коммуникационной сетью, скиммерами, гондолами, современными приборами и средствами уничтожения, которые разрешались конвенцией Экумены. Мощная оппозиция в Вое Део объясняла неудачи на Йеове бессилием нынешнего правительства и покорным соблюдением правил, навязанных пришельцами. «К чертям собачьим конвенцию Экумены! — кричали они. — Надо нанести массированный бомбовый удар и превратить жалких смердов в дерьмо, из которого они сделаны! Почему не применяются биобомбы? Давайте уберем наших воинов с этой дурацкой планеты и
Пугливое правительство с трудом противостояло этому давлению. Уэрел проходил испытательный срок, и Вое Део желало влиться в союз Экумены. Поражения приуменьшались, о потерях ничего не говорилось, а скиммеры, гондолы, оружие и люди поставлялись на Йеове все в меньших и меньших количествах. К концу седьмого года некогда грозная и мощная колониальная армия была, по сути, уничтожена своим правительством. В начале восьмого года, когда посланцы Экумены посетили Йеове, Вое Део и другие страны, принимавшие участие в войне, остатки разгромленной армии начали отзывать домой.
Вот так и получилось, что Тейео узнал о смерти жены лишь после того, как вернулся на Уэрел. Он отправился в родное поместье, и седой отец встретил его молчаливым объятием. Мать плакала, целуя сына в шею и лицо. Он встал перед ней на колени и попросил прощения за то, что принес ей столько горя.
Той ночью он лежал в холодной комнате безмолвного дома и слушал, как стучало его сердце — медленно и ровно, словно боевой барабан. Тейео не чувствовал особой печали. Слишком велика была радость вновь оказаться под отчим кровом и мирным небом. Однако где-то внутри, за броней спокойствия, бурлили ярость и гнев. Он не привык к таким чувствам и даже не мог бы сказать, что с ним происходит. Но какое-то мрачное зарево разрасталось в его груди, высвечивая лица погибших товарищей. И Тейео лежал, вспоминая Йеове, где он семь лет воевал то в воздухе, то на земле. Перед глазами возникали картины долгого отступления, трупы людей, безумные атаки и моменты, когда смерть лишь чудом обходила его стороной.
Почему их обрекли на поражение и верную смерть? Почему, оставив там своих солдат, правительство не послало им подкрепление? Но нет, такие вопросы задавать не стоило, как не стоило теперь и искать на них ответ. Он мог сказать себе только следующее: «Мы делали то, что нам приказывали. Мы выполняли свой долг, и поэтому нечего жаловаться». Новое понимание резало душу остро, как нож, и затмевало собою прежнее знание. «Я сражался за каждый шаг, — думал он без всякой гордости. — Но мы потеряли Йеове. И пока я был там, моя жена умерла. Все оказалось напрасным —и здесь, и на Йеове». Тейео лежал в холодной и молчаливой темноте, вдыхая сладкие запахи холмов.
— О великий Камье, — произнес он вслух, — помоги мне. Мой ум предал меня. И я не знаю, что делать.
Во время долгого отпуска мать часто рассказывала ему об Эмду. Поначалу он слушал только из вежливости и любви. Ведь так легко было забыть застенчивую милую девушку, которую он знал семь лет назад всего лишь семнадцать дней. Но мать не позволила ему этого, и постепенно он узнал, какой преданной и доброй женщиной была его жена. Со слезами на глазах мать делилась с ним той радостью, которую она нашла в своей Эмду, в своей любимице и подруге. Даже отец, суровый и молчаливый отставной военный, однажды сказал:
— Она была светом этого дома.
Родители благодарили сына за нее. Они говорили,
— Если хочешь, я женюсь еще раз, — сказал Тейео матери. — Может быть, у тебя уже есть на примете какая-то девушка(
Шел дождь. Серый свет дрожал на мокрых стеклах окна, и тяжелые капли стучали по кровле. Мать склонилась над своим шитьем, скрывая слезы, которые покатились по ее щекам.
— Нет, — ответила она. — Я не знаю ей замены. — И, взглянув на сына, перевела разговор на другую тему. — Как думаешь, куда тебя отправят служить?
— Не имею понятия.
— Ведь войны больше нигде нет, — добавила она мягким и ровным голосом.
— Да, нигде, — ответил Тейео.
— А будет когда-нибудь? Как ты считаешь? Он встал, прошелся по комнате и снова сел напротив нее. Их спины были прямыми и неподвижными. Пальцы матери продолжали штопать старую одежду, а руки Тейео лежали одна на другой — так, как его учили с двухлетнего возраста.
— Я не знаю, — произнес он в ответ. — Все выглядит очень странным. Словно не было войны на Йеове. Словно мы вообще не владели этой планетой. О восстании рабов даже не упоминают. Будто его и не случилось. Будто мы не сражались с ними в полувековой войне. Все по-новому. Все не так, как раньше. По телесети говорят, что наступила новая эра — эра мира и братства с другими мирами. Зачем же нам теперь тревожиться о Йеове? Разве мы не побратались с Гатаи, Бамбуром и Сорока государствами? Зачем нам тревожиться о своих рабах( Но я их не понимаю. Я не знаю, чего они хотят. Я даже не знаю, как мне жить дальше.
Его голос тоже был тихим и ровным.
— Ты не должен оставаться здесь, — сказала мать. — Во всяком случае сейчас.
— Я думал, что дети( — произнес Тейео.
— Конечно. Когда придет время, — с улыбкой ответила она. — Ты никогда не мог сидеть спокойно больше получаса. Подожди( Подожди, и ты все поймешь.
Конечно, она была права, но то, что он видел по телесети и в городе, подтачивало его терпение и гордость. Казалось, что солдатское ремесло стало теперь позорным. В отчетах правительства, в новостях и сводках событий об армии говорилось с язвительным презрением. Касту веотов называли доисторическим ископаемым. Их считали дорогой и бесполезной роскошью, которая мешала Вое Део вступить в союз Экумены. Тейео почувствовал себя абсолютно никому ненужным, когда в ответ на прошение о новом назначении ему предложили отставку с пенсией в пол-оклада. Да, так ему и сказали, что он может идти на пенсию — это в его-то тридцать два года!
Тейео хотел смириться, принять ситуацию и, поселившись в поместье, найти себе жену. Но мать посоветовала ему поговорить с отцом. Он так и сделал.
— Конечно, сын, — сказал отец. — Помощь нам не помешает. Однако я и сам бы справился с хозяйством. Твоя мать считает, что ты должен отправиться в столицу, в штаб армии. Они не посмеют отвергнуть тебя, когда ты посмотришь им в глаза. Семь лет боевой выслуги( С твоими наградами(
Тейео знал, чего они теперь стоили. Но он действительно чувствовал себя дома ненужным. Отца сердили его идеи относительно обновления поместья, и старикам не хотелось менять уклад, к которому они привыкли в течение жизни. Родители были правы: ему следовало поехать в столицу и узнать, на какую роль он мог претендовать в этом новом мире без войн и воинской чести.