Четыре с лишним года. Военный дневник
Шрифт:
10.09.44
«Одним только дачникам Бог дал способность понимать красоты природы, остальное же человечество относительно этих красот коснеет в глубоком невежестве».
Чехов
По-осеннему зашумел лес. Десять дней подряд живём, не вылезая на дороги, в глухом сосновом лесу, даже солнце к нам не заглядывает.
Но тишины всё равно нет, где-то там, на дорогах, рвутся снаряды, а самолёты бомбят даже ночью. Как неприятно вечером лежать под бричкой и всё время слышать над головой урчание
Война за Прибалтику настолько жестока, что с прежними боями сравнивать нельзя. Нам приходится разгрызать очень крепкий орех, и зубы не терпят – крошатся.
15.09.44
Третий удар в Прибалтике начался совместным наступлением Ленинградского и 1-го, 2-го, 3-го Прибалтийских фронтов.
Задача нашего фронта – рассечь немецкую группировку и выйти к морю севернее Риги. Руководит совместной операцией фронтов маршал Василевский.
Все четыре фронта начали наступать одновременно, всё было подготовлено. Столько техники вижу впервые. Артподготовка была настолько мощной, что на небе в это время возникли перистые облака, по которым проходили колебания воздуха в виде ряби. Затем пошла авиация: двухмоторные пикирующие бомбардировщики бомбили, что является роскошью, передний край немцев. А дальше пошла пехота, полки продвинулись на 2–3 километра, но залегли, прижатые миномётным огнём противника.
И так каждый день: с кровью продвигались на 3–5 километров. Пять дней мы не знали, что делают соседние фронты, и только на шестой день общего наступления по радио был зачитан приказ: Ленинградский фронт взял Таллин, 3-й Прибалтийский продвинулся на 80 километров и взял Пярну, 1-й Прибалтийский подошёл с юга к Риге, а мы, имея основную задачу, как стояли в 100 километрах от Риги, так и остались, продвинувшись на 15–20 километров и потеряв почти всех людей.
А что это была за битва: на 4-м году впервые на стоянках не только людей, но и лошадей закапывали в землю. Вам, вероятно, это непонятно: приезжаем, сразу подбирают маленькую лощинку и для лошадей роют окопчики, куда можно заводить их.
А сколько друзей схоронили мы в этих чужих для нас лесах, и никто уже не найдёт их могил. Среди леса на полянке роют яму, опускают тело и присутствующие дают прощальный залп. Вот и всё! Ну, иногда старшина Фёдор Терентьевич столбик заколотит, а мой телефонный мастер, старичок Можаров, табличку из дюраля вырежет. Я ему как-то сказал: «Да вы, Можаров, запасите этих табличек с десяток сразу!» Он на меня очень рассердился. Несколько радистов хороших похоронили, которых я учил и воспитывал, там далеко: на Ловати и Соти. А впереди, кажется, будет ещё тяжелее: твердыню Германии – Пруссию штурмовать поручат нам.
Орлова давно не пишет: с тех пор, как у них началось наступление, но, судя по газетам, у них это вроде прогулки или туристического похода получается.
Тася, мама пишет кошмарные письма, терпите. Воля к победе и желание жить – это главное сейчас. Таська, у нас будет всё! Знай это!
23.09.44
Море нам улыбнулось! А хотелось покупаться, хотя бы в холодной воде. Старшина Фёдор Терентьевич всё портянки мечтал в море постирать. Прекрасный он человек, годов 50 ему, весь седой, вообще, пожалуй, самый пожилой среди нас. А сколько выдержки в нём; как-то сидели мы на полянке, беседовали, а в это время обстрел начался; мы все в кювет легли, а он встал, поднял ездовых и побежал ловить пасущихся вокруг лошадей. Все похороны, иногда страшно изуродованных людей,
Война затихла после взятия Риги.
7.10.44
Давно не писал: существенного ничего нет. Старые места покинули, проехали немного по тылам, посмотрели добротные красивые дороги: мы ведь редко на таких бываем, они нам в диковинку. Посмотрели Даугаву (Западная Двина), переехали её – не такая уж она большая, вроде нашей Ветлуги, пароходы по ней никогда не ходили. Течёт она среди лесов; теперь я убеждаюсь, что их здесь больше, чем в Калининской области – огромные лесные массивы. Опять живём в сосновых лесах, они простираются до самой Риги. Неделю путешествовали по тылам, и как-то отвыкли от войны, чего-то не хватает, – странное состояние, не объяснить.
Сейчас мы находимся в 30 километрах южнее Риги. Война затихла, как когда-то на Ловати, – бывает, за целый день не услышишь выстрела. Хожу за грибами, их очень много; приятно бродить по этому глухому тёмному бору. К яблокам мы опоздали: первый раз наступали – они ещё не совсем созрели, а второй раз – их уже не было. Утешаемся брюквой и морковью.
А русских людей здесь, вероятно, будем встречать до самого конца. Как они рады нам. Сегодня идёт старушка, подходит ко мне и говорит: «Не могу насмотреться на вас, сыночки», – и заплакала. Откуда их только нет: из-под Орла, из-под Тулы, и калининские, и ленинградские – маленькие ребята и старые женщины. Шестилетний пацан мне хвалится, что может говорить по-латышски, только предупреждает, мол, у них все слова неправильные: дом называется не дом, а майа.
Молодёжи латышской здесь нет: её угнали немцы; редко встретишь девушку, а парней совсем не видно. Между прочим, народ некрасивый, и даже чувства к красоте нет: в их журналах не увидишь красивой женщины, а вот немецкие журналы заполнены их фотографиями. Когда идёт наступление, то дорога может служить читальней. Журналов полно в каждом доме, солдаты их перелистывают, бросают, следующий поднимает, смотрит и тоже бросает.
15.10.44
Снова война! Это четвёртое сражение за Прибалтику и, вероятно, последнее. Только что совершили марш-бросок на запад: 86 километров прошли за 26 часов. Раньше бы я не поверил, что можно так и столько ходить, правда, из этих 26 часов полтора часа поспали.
Вы уже потеряли мой след, но я всё ещё в Латвии. Продвигаемся вдоль моря, а моря так и не видели. Были под самой Ригой, а в городе опять не побывали. Не суждено нам осматривать города, обидно – сколько их мы обошли стороной.
Были в Елгаве (Митава). Это большой город, но прошли мы его ночью по окраине, ибо в другой половине засели немцы. Зато страну эту изучили лучше самих латышей. Кажется, делаем последнюю прогулку по Латвии. Здесь уже всё надоело, всё одно и то же, всё та же брюква, всё та же морковь. Говорят, и в Пруссии брюквы с морковью предостаточно.
Теперешняя война уже похожа на те войны, что описываются в старинных романах. Нет той обороны, что осталась сзади, с проволокой, с противотанковыми рвами, с железобетоном. Война идёт по отдельным хуторам и фольваркам. На юге, конечно, интереснее! Пока всё.
Вчера получил письмо от мамы. Ну, потерпите, как-нибудь перезимуете. А там всех выгоним, это точно!
8.11.44
Снова праздник, четвёртый праздник в пути! Выпили, затосковали. С утра моросил дождь, лежу в блиндаже, топится печка, мерцает маленькая электрическая лампочка, потому что окон нет. Кругом сыро, с потолка капает вода, в общем – обычная осень. В болотах Ленинградской области было хуже. С утра до вечера читаю книжки, жизнь спокойная, монотонная. Я писал, что конец виден, но к празднику пришли ни с чем. Мы перед всеми в долгу – ведь только мы остались на своей территории. Срам! Немцы называют свою группировку здесь волнорезом на путях к Пруссии.