Четыре сестры-королевы
Шрифт:
В толпе удивленно шепчутся, когда братья встают. Некоторые в благоговении падают на колени – именно это и нужно сейчас Людовику. Рядом с ним Роберт напоминает ощипанного цыпленка, из-под сорочки торчат костлявые тонкие ноги. Его лицо тоже блестит от благочестивых слез, словно это не он на прошлой неделе в Фонтенбло высыпал мусор из окна на голову уходившего графа Шампанского, после чего пронзительно захохотал на весь замок. Тем временем Тибо сжимает локоть Белой Королевы, словно она (или он сам?) вот-вот
Держа сомнительный ларец перед собой на вытянутых руках, Людовик спускается с высокого алтаря; его лицо трагично, как будто перед ним лежит истерзанное и иссеченное тело Господа. Роберт идет с ним к дверям собора, его взгляд перемещается с трясущегося золотого ларца на исступленную толпу, еле сдерживаемую королевской стражей. Люди тянут руки, чтобы прикоснуться к реликвии. Королева-мать с Альфонсом и напыщенным Тибо по бокам проталкивается перед Маргаритой, оставив ее в хвосте процессии вместе с престарелой королевой Ингеборгой.
– Представляешь, каким несчастным должен чувствовать себя Господь, – говорит Ингеборга, заметив, как она покраснела. – Умер на кресте Он, однако слава достается Бланке.
Что остается Маргарите, кроме как идти с высоко поднятой головой, как королева, каковой она и является? Она смотрит по сторонам, переводит взгляд с одного лица на другое, но все смотрят на ларец, на босого короля, на бьющуюся в истерике Бланку. То есть почти все.
Вон там какой-то юноша поймал ее взгляд. Он моложе ее, еще не совсем мужчина, и в богатых сине-золотых одеждах – это цвета Шампани. Его глаза бегают. Он все понимает. Маргарите приходится отвести взгляд, чтобы не рассмеяться.
На улице истерия. Горожане в простых холщовых и в изысканных алых одеждах, проститутки в желтых чепцах, матери с детьми, нищие в отрепьях – все толкутся в стремлении взглянуть на так называемый венец, топча в своем безумии несчастных, которые упали. Стража бьет по рукам, тянущимся к королевской семье, но какой-то старик подползает незамеченным к ногам Людовика и хватает его за лодыжку. Один из рыцарей приставляет острие меча к руке бедняка, колет дряблую кожу – но в это мгновение Людовик отдает ларец Роберту и отстраняет клинок. Старик съеживается и закрывает голову руками. Людовик швыряет меч на землю и встает перед бедняком на колени.
– Что тебе нужно, друг мой?
– Я болен, мой господин. Я страдаю при каждом вздохе. Помогите мне, пожалуйста.
Людовик кладет руки на голову старика. Маргарита отворачивается, подавляя желание убежать от этого кощунства. Вместо этого она идет к королевской карете, чтобы дождаться в ней мужа, подальше от безумия, вызванного запылившимися прутиками. И чтобы не смотреть, как сияет Людовик.
Маргарита не видела столько жизни в его сонных глазах со дня их свадьбы. Скоро, поощренный отцом
Но из открывшейся двери кареты на сиденье забирается Бланка.
– Людовик и Роберт понесут венец в Париж – пешком! – Она улыбается так гордо, словно эта идея пришла на ум ей – как, наверное, и было.
– Пешком? Это займет больше недели. – Ну и дураки эти французы, легковерны, как дети! Маргарита чуть не расхохоталась, но по холодному взгляду свекрови поняла, что с зачатием ребенка опять придется повременить.
– Я предполагаю увидеть их не раньше чем через две недели. Ноги у них нежные.
– Они пойдут босиком?
– Что такое несколько волдырей по сравнению с муками Господа по пути на Голгофу? – Глаза Бланки наполняются слезами. – Иисуса секли, издевались над Ним, толкали на землю, пока Он нес Свой крест на спине и Терновый венец колол Ему голову.
Маргарита выглядывает в окно и видит Людовика и Роберта, ковыляющих по каменистой дороге; лицо Людовика светится от восторга, а Роберт улыбается через силу.
– Сам Терновый венец находится сегодня в руках Людовика, – настаивает Бланка.
Маргарита больше не может сдерживаться:
– Венец в руках у Людовика не сможет оставить следа даже на непропеченном хлебе, не то что исколоть до крови человека.
Бланка в ужасе замирает с разинутым ртом:
– Ты сомневаешься в слове Божьем?
– Я сомневаюсь в слове Балдуина. Вы не задумывались, королева-мать? О шипах? У нашего венца их нет. Где они?
– Шипы удалили перед тем, как венец прибыл во Францию. Для безопасности. Они касались крови Христовой, и их нельзя возить туда-сюда без охраны.
– Так что же приобрела Франция за свои деньги?
– Престиж, наивная девочка. Славу. Честь обладания самой важной реликвией нашего Господа. – Ее тон смягчается. – Скоро мы будем владеть и частью Истинного Креста. Император согласился и его продать Франции.
Маргарита не настолько глупа, чтобы закатить глаза. Спорить с Бланкой – пустая трата времени.
– Наверняка мы скоро поедем, королева-мать. Вы не поспешите в вашу карету?
– Я поеду с тобой. Нам есть что обсудить.
– Вряд ли вам будет интересно услышать, что я скажу, моя дорогая свекровь. – Маргарита силится говорить как можно любезнее.
– Я думала обсудить твою бездетность и нужду Франции в наследнике престола.
Маргарита нащупывает за спиной задвижку кареты. Возможно, ей лучше пойти пешком вместе с Людовиком. Лучше босой идти в Париж, чем слушать разглагольствования Бланки. Увы, карета трогается. Бланка снимает свою корону и кладет на сиденье между ними. Говоря, она проводит языком по губам.