Четыре Сына. Рождение легенд

Барс И.

Выбежавших из-за угла Воронов он заметил сразу, по ярким защитным коконам вокруг них. Действуя на уровне инстинктов, Белый толкнул откуда-то изнутри себя клубок Силы, и она, обжигая кровь, в одну секунду прилетела по артериям к рукам. Его кулаки облепили два твердых прозрачных кристалла, которые могли увидеть лишь маги, и он со всего размаху ударил ими по брусчатке.

Выщербленная дорога тут же ожила и волной оторвалась от земли. Вороны в ужасе затормозили. Но ничего не успели сделать. Тяжелые камни накрыли их,

разбивая не только защиту, но и хрупкие кости.

– Мокрый? Мокрый? Мокрый!?

Это был Атонах! Страх и чувство странной эйфории хлестали в крови Дамаска, и, услышав в наступившей полной тишине ненавистный голос, он завертелся по сторонам, готовый сейчас сразиться хоть с самим Кардашем. Но никого кроме него в разрушенном переулке не было.

Белый прислушался.

– Мокрый, храг тебе в глотку! Отвечай!

Голос определенно исходил из-под завала. Чувствуя в себе невиданную силу, Дамаск, легким движением руки, поднял камни в воздух. Пока они благополучно левитировали, он подошел к одному мужчине с развороченным в кашу лицом. На его шее мерцал редкими красными вспышками рифленый серебряный медальон. Дамаск сорвал побрякушку, внимательно рассматривая.

– Мокрый!? – с очередной красной вспышкой, раздался голос Атонаха из него.

Дамаск не смог промолчать:

– Нет, это не Мокрый. Мокрый мертв, как и остальные.

Повисла тишина. Маг даже подумал, что необходимо какое-то слово, чтобы передать сообщение, но пришедший следом ответ развеял сомнения.

– Белый?

– Дамаск.

– Дамаск, сынок! Что за шутки? Возвращаетесь с Гансом и Ч… Бирмом домой.

– Нет! Мы не вернемся. Ты обманывал нас! Ты позволил Щербету над нами издеваться! Ты не имеешь права после этого называть нас сыновьями!

– Дамаск, не глупи. Это все для того, чтобы вы развивались, чтобы познавали себя. Я хочу для вас лишь лучшего. Хочу, чтобы вы стали первоклассными магами, чтобы даже ардальцы вас боялись. Вы мои наследники. Это был единственный раз, когда я просил помощи у Щербета (мне и самому была эта мысль неприятна, но для вашего блага, я готов был прибегнуть к его услугам). Возвращаетесь домой, сынок. Вам ничего за все, что вы натворили, не будет. Щербет больше к вам и не подойдет, если вы захотите.

– Щербет мертв.

Медальон снова замолчал. Дамаск знал, что Атонах потрясен, но радости от этого мальчик не испытал.

– Что ж… – придя в себя, вновь заговорил главарь Гильдий. – Видя сегодня, на что ты способен, это не удивительно. Щербет заслужил смерть.

– Да это же ты велел ему это сделать! – вознегодовал Белый.

– Не пойми неправильно. Смерть Щербета удручает меня, но если бы он не перестарался, ты бы не тронул его. Ведь так, сынок? – тут же ретировался Атонах, но Дамаска это только сильнее разозлило.

– Нет, не так! Щербет мертв не из-за меня, а из-за своей глупости! Но он был

мерзким человеком, и я бы сам рано или поздно сделал с ним что-нибудь. Мы не вернемся обратно. Ты нам не отец, Атонах. И никогда им не был. Если бы ты не натравил на нас Щербета, мы бы служили тебе. Но тебе захотелось быстрей завладеть нашей магией. Поэтому ты предал нас… Нам известно, что это ты убил наших родителей, чтобы забрать нас себе. А этому прощения нет!

Совсем недавно в мысли Дамаска закрались эти страшные предположения, и он решил проверить их.

– Кто рассказал тебе о родителях? – спустя несколько секунд, спросил Атонах.

Белый не понял, толи это отблеск от медальона, толи у него глаза заволокло красной дымкой. Он начал часто-часто дышать, пытаясь успокоиться.

– Белый?

Когда Дамаск начал говорить, его голос был тих. Казалось, внутри него что-то надорвалось.

– Ты ответишь за это, Атонах. Через десять, пятнадцать лет, ты ответишь! Я заберу у тебя все, что ты имеешь. Я принесу тебе столько горя, сколько ты не приносил всем своим жертвам вместе взятым. Ты пожалеешь, что убил моих родителей…

– Дамаск, сынок, они были больными нищими…

– Я тебе не сын!! – крикнул Дамаск и со всей силы запустил переговорный медальон в соседний дом.

Он тяжело дышал, а в глазах стояли слезы. Только спустя минуту Белый вспомнил, что ему нужно бежать.

– Белый, ты как!?

Не успел Дамаск выбежать из-за утеса скалы в заброшенную бухту, как его издалека окликнул не находящий себе места Бирм.

– Все нормально, – приблизившись, мрачновато ответил он, смотря на улитого кровью Шлепка, который сидел на песке с несчастнейшим видом, рядом с непривычно тихим Гансом.

– Что дальше? Как мы выберемся из Керибюса? – спросил Черный.

И тут Дамаска словно молния пронзила. Шах у Палача! Его из-за них повязали.

– Надо вытащить Шаха. Это он продумывал план побега. Он знает, что дальше делать.

Бирм онемел, и его темная кожа болезненно посерела.

– Белый, какого Шаха? Он несколько часов в распоряжении Палача находился. Там от Шаха ничего уже не осталось! Даже если он жив, вряд ли он теперь помнит, как его зовут и кто ты такой.

– Плевать. Он там из-за нас.

– Он там из-за себя! Мы его с собой не приглашали! Он сам навязался!

Бирм всегда переживал только за себя, Ганса и Дамаска. И обычно Белый ничего против этого не имел. Но сейчас это начинало его серьезно злить.

– Мы без него ничего не сможем! – упорствовал Дамаск, зачем-то пытаясь переубедить Бирма, хотя сам для себя решил, что вытащит Шаха (он бы их не бросил, скорпус даже Шлепка освободил, чтобы тот смог предупредить).

– С твоей магией мы все сможем! Мы сбежали прямо из-под носа Атонаха! Чего нам теперь-то бояться!?